"Матвей Ройзман. Все, что помню о Есенине " - читать интересную книгу автора

мне, что военному комиссариату очень нужны переводчики с иностранных языков.
Я пошел к командиру, который занимался мобилизацией студентов, и объяснил,
что владею немецким языком, хуже английским. Меня направили в комиссию по
созданию Интернациональной Красной Армии. Я поехал туда на трамвае.
По улицам шли москвичи, у многих были кожаные или брезентовые портфели.
Казалось, люди спешат на службу. Но саботаж старых служащих отнюдь не
прекратился - в учреждениях не могли набрать и трети положенного штата. Дело
было совсем в другом. В те дни еще были в ходу керенки: зеленые -
двадцатирублевого и коричневые - сорокарублевого достоинства. После
Октябрьской революции они стали с невероятной быстротой падать в цене.
Керенками платили не поштучно, а полистно. Нести эти листы в руках было
невозможно. Вот и приспосабливали для них кто что мог. Я увидел, как
девочка, купив у торговки маковники, вынула лист керенок, в та отрезала себе
от него нужную сумму ножницами.
Комиссия разбирала заявления военнопленных, желающих служить в
Интернациональной Красной Армии. Я помогал им составлять анкеты, сдавать
нужные документы и т. п. По вечерам я готовился к экзаменам, весной сдал их.
В июле комиссия была переименована в штаб Интернациональной Красной
Армии, и председатель стал именоваться военным комиссаром. Он перебрался с
частью сотрудников в вагон, который передвигался по железной дороге в те
города, где принималось пополнение в армию или отправлялись маршевые роты на
фронты. Во время такой поездки (это было в августе 1918 года в Орле) военный
комиссар сказал мне, что порученец, отправленный им в Москву с секретными
пакетами, убит, а пакеты украдены.
- Ты в своей студенческой форме выглядишь, как мальчишка, и не обратишь
на себя внимание, - объяснил комиссар. - Вот эти секретные пакеты ты
доставишь в Москву по назначению.
Я возил зашитые нашей машинисткой за подкладку моей тужурки секретные
пакеты в Наркомат по военным и морским делам, а также лично председателю
ВЦИК Я. М. Свердлову.
Однажды поздней осенью, шагая по московскому вокзалу, я увидел, что на
прилавке продают газеты и пятый номер журнала "Свободный час". Я полистал
его и едва не задохся от радости: там было помещено мое стихотворение "На
дворе". Это была моя первая напечатанная вещь. На все лежащие в кармане
деньги я купил четыре номера "Свободного часа" и, аккуратно согнув
трубочкой, глубоко засунул в карман шинели.
Я попал под дождь и пришел в приемную Свердлова вечером, когда там уже
никого не было. В промокшей студенческой шинели я предстал перед Яковом
Михайловичем и поздоровался с ним. Он предложил мне снять шинель и, кивнув
головой на подоконник, сказал, что там, в чайнике, кипяток, а на тарелке
булочки.
Перед тем как снять шинель, я осторожно вынул из кармана журналы и
положил их на край письменного стола. Яков Михайлович взял один из них и
стал просматривать. Он прочитал мое стихотворение.
- Вам помогали в редакции? - спросил он, сняв пенсне в черепашьей
оправе, и оно повисло на тоненькой цепочке, прикрепленной к дужке,
заложенной за ухо.
Нет, Яков Михайлович. Я принес восемь стихотворений, два отобрали.
- Это же старая лирика. А была революция. Идут жестокие бои... - Он
закурил свою трубку.