"Ромен Роллан. Кола Брюньон" - читать интересную книгу автора

плодовые сады, наши рыбные садки - кладовая обильная. Больше всего он
Тратит на книги, которые если и показывает, то издали (не любит ими ссу-
жать, скотина), да на свою страсть - смотреть на луну (проказник!) в
этакую трубу, как их с недавних пор привозят из Голландии. У себя на
чердаке, на крыше, посреди труб, он соорудил шатучую площадку, откуда
важно созерцает круговращение тверди; он старается вычитать в ней, без
особого толка, азбуку наших судеб. Впрочем, сам он этому не верит, но
ему нравится верить. И в этом я его понимаю: приятно Смотреть из окна,
как проходят звезды над головой, словно барышни по мостовой; им приписы-
ваешь истории, романы, интриги; и правда это или неправда, а занятнее
всякой книги.
Мы долго спорили о чуде, о кроваво-пламенном мече, который в прошлую
среду ночью явился людям воочью. И каждый из нас толковал знамения на
свой лад; разумеется, каждый настаивал с пеной у рта, что на его стороне
правота. Но в конце концов обнаружилось с обеих сторон, что ничего не
видели ни я, ни он. Ибо как раз в этот вечер мой астролог за своим инст-
рументом вздремнул часок. Когда видишь, что не ты один в дураках, прими-
ряешься со своей участью. Мы примирились с ней весело.
И мы двинулись в путь, твердо решив скрыть этот случай от нашего кю-
ре. Мы шли полями, рассматривая молодые побеги, розовые веточки кустов,
птиц, вивших себе гнезда, и ястреба над равниной, кружившего в небе ко-
лесом. Мы вспоминали, смеясь, какую славную шутку мы как-то сыграли с
Шамайем. Несколько месяцев кряду мы с Пайаром из кожи лезли вон, обучая
Дрозда в клетке гугенотскому песнопению. Затем пустили его в сад к гос-
подину кюре. Пообжившись там, он сделался наставником прочих дроздов в
деревне. И Шамай, которому их хорал не давал покою, когда он читал свой
молитвенник, крестился, чурался, думал, что дьявол к нему в сад забрал-
ся, заклинал его и в ярости своей, притаясь за ставнем, подстреливал не-
чистого. Впрочем, он не так уж от этого страдал. Потому что, убив дьяво-
ла, он его съедал.
Беседуя, мы, наконец, пришли.
Брав, казалось, спал. Дома вдоль улицы зевали, разинув двери, под
солнышком пригожим в глаза прохожим. Единственным человеческим лицом был
над канавой зад мальчишки, который прохлаждался, спустив штанишки. Но по
мере того как мы с Пайаром, взявшись под руку и разговаривая, подходили
все ближе к середине местечка, шагая по дороге, усеянной соломою и ко-
ровьим пометом, до нас все громче доносилось словно гудение рассерженных
пчел. И когда мы вышли на церковную площадь, она оказалась запруженной
людьми, которые размахивали руками, шумели и голосили. Посередине, у ка-
литки своего сада, Шамай, красный от злости, орал, грозя прихожанам ку-
лаками. Мы старались понять, в чем дело, но слышали только гул голосов:
"Гусеницы, жуки, полевые мыши... Господи, услыши..."
А Шамай кричал:
- Нет! Нет! Я не пойду! А толпа:
- Разрази тебя гром! Поп ты наш или нет"? Отвечай: да или нет? Если
ты наш поп, - а ты наш поп, - то ты нам и служишь.
А Шамай:
- Бродяги! Я служу богу, а не вам...
Галдеж стоял изрядный. Шамай, чтобы покончить с ним, захлопнул калит-
ку перед носом у своих пасомых: сквозь ее прутья еще раз мелькнули его