"Екатерина Вторая. О величии России" - читать интересную книгу автора

его спросила, что бы это могло быть; он мне сказал: "Вы только и говорите
про Андрея Чернышева и заняты им".- "Ну так, что же,- сказала я в невинности
сердца,- какая в том беда; это мой сынок; великий князь любит его так же, и
больше, чем я, и он к нам привязан и нам верен".- "Да,- отвечал он мне,- это
правда; великий князь может поступать, как ему угодно, но вы не имеете того
же права; что вы называете добротой и привязанностью, ибо этот человек вам
верен и вам служит, ваши люди называют любовью". Когда он произнес это
слово, которое мне и в голову не приходило, я была как громом поражена - и
мнением моих людей, которое я считала дерзким, и состоянием, в котором я
находилась, сама того не подозревая. Он сказал мне, что посоветовал своему
другу Андрею Чернышеву сказаться больным, чтобы прекратить эти разговоры;
Чернышев последовал совету Евреинова, и болезнь его продолжалась
приблизительно до апреля месяца. Великий князь очень был занят болезнью
этого человека и продолжал говорить мне о нем, не зная ничего об этом.
В Летнем дворце Андрей Чернышев снова появился; я не могла больше
видеть его без смущения. Между тем императрица нашла нужным по-новому
распределить камер-лакеев: они служили во всех комнатах по очереди, и,
следовательно, Андрей Чернышев, как и другие.
Стр. 519
Великий князь часто тогда давал концерты днем; в них он сам играл на
скрипке. На одном из этих концертов, на которых я обыкновенно скучала, я
пошла к себе в комнату; эта комната выходила в большую залу Летнего дворца,
в которой тогда раскрашивали потолок и которая была вся в лесах. Императрица
была в отсутствии, Крузе уехала к дочери, к Сивере; я не нашла ни души в
моей комнате. От скуки я открыла дверь залы и увидала на противоположном
конце Андрея Чернышева; я сделала ему знак, чтобы он подошел; он приблизился
к двери; по правде говоря, с большим страхом, я его спросила: "Скоро ли
вернется императрица?" Он мне сказал: "Я не могу с вами говорить, слишком
шумят в зале, впустите меня к себе в комнату". Я ему ответила: "Этого-то я и
не сделаю". Он был тогда снаружи перед дверью, а я за дверью, держа ее
полуоткрытой и так с ним разговаривая. Невольное движение заставило меня
повернуть голову в сторону, противоположную двери, возле которой я стояла. Я
увидела позади себя, у другой двери моей уборной, камергера графа Дивьера,
который мне сказал: "Великий князь просит Ваше Высочество". Я закрыла дверь
залы и вернулась с Дивьером в комнату, где у великого князя шел концерт. Я
узнала впоследствии, что граф Дивьер был своего рода доносчиком, на которого
была возложена эта обязанность, как на многих вокруг нас.
На следующий день затем, в воскресенье, мы с великим князем узнали, что
все трое Чернышевых были сделаны поручиками в полках, находившихся возле
Оренбурга, а днем Чоглокова была приставлена ко мне.
Немного дней спустя нам было приказано готовиться сопутствовать
императрице в Ревель. В то же время Чоглокова пришла мне сказать от имени Ее
Императорского Величества, что она меня освобождает впредь от посещения ее
уборной и что когда мне нужно будет сказать ей что-нибудь, то - делать это
не иначе, как через Чоглокову. В сущности, я была в восторге от этого
приказания, которое освобождало меня от необходимости торчать среди женщин
императрицы; впрочем, я не часто туда ходила и видела Ее Величество очень
редко: с тех пор как я имела к ней вход, она показывалась мне всего
три-четыре раза,
Стр. 520