"Екатерина Вторая. О величии России" - читать интересную книгу автора

ему ответила: "Долг мой - следовать за матерью и делать то, что она
прикажет".
Я увидела ясно, что он покинул бы меня без сожаленья; что меня
касается, то, ввиду его настроения, он был
Стр. 488
для меня почти безразличен, но не безразлична была для меня русская
корона. Наконец, дверь спальной отворилась, и императрица вышла оттуда с
лицом очень красным и с видом разгневанным, а мать шла за нею с красными
глазами и в слезах. Так как мы спешили спуститься с окна, на которое влезли
и которое было довольно высоко, то у императрицы это вызвало улыбку, и она
поцеловала нас обоих и ушла.
Когда она вышла, мы узнали приблизительно, в чем было дело. Маркиз де
ла Шетарди, который прежде, или, вернее сказать, в первое свое путешествие,
или миссию в Россию, пользовался большою милостью и доверием императрицы, в
этот второй приезд или миссию очень обманулся во всех своих надеждах.
Разговоры его были скромнее, чем письма; эти последние были полны самой
едкой желчи; их вскрыли и разобрали шифр; в них нашли подробности его бесед
с матерью и многими другими лицами о современных делах, разговоры насчет
императрицы заключали выражения малоосторожные.
Граф Бестужев не преминул вручить их императрице, и так как маркиз де
ла Шетарди не объявил еще ни одного из своих полномочий, то дан был приказ
выслать его из империи; у него отняли орден Св. Андрея и портрет
императрицы, но оставили все другие подарки из брильянтов, какие он имел от
этой государыни. Не знаю, удалось ли матери оправдаться в глазах
императрицы, но, как бы то ни было, мы не уехали; с матерью, однако,
продолжали обращаться очень сдержанно и холодно. Не знаю, что говорилось
между нею и де ла Шетарди, но знаю, что однажды он обратился ко мне и
поздравил, что я причесана en Moyse; я ему сказала, что в угоду императрице
буду причесываться на все фасоны, какие могут ей понравиться; когда он
услышал мой ответ, он сделал пируэт налево, ушел в другую сторону и больше
ко мне не обращался.
Вернувшись с великим князем в Москву, мы с матерью стали жить более
замкнуто; у нас бывало меньше народу и меня готовили к исповеданию веры. 28
июня было назначено для этой церемонии и следующий день, Петров день,- для
моего обручения с великим князем. Помню, что гофмаршал Брюммер обращался ко
мне в это время
Стр. 489
несколько раз, жалуясь на своего воспитанника, и хотел воспользоваться
мною, чтобы исправить и образумить своего великого князя; но я сказала ему,
что это для меня невозможно и что я этим только стану ему столь же
ненавистна, как уже были ненавистны все его приближенные.
В это время мать очень сблизилась с принцем и принцессой Гессенскими и
еще больше с братом последней, камергером Бецкимxxxv. Эта связь не нравилась
графине Румянцевой, гофмаршалу Брюммеру и всем остальным; в то время как
мать была с ними в своей комнате, мы с великим князем возились в передней, и
она была в полном нашем распоряжении; у нас обоих не было недостатка в
ребяческой живости.
В июле месяце императрица праздновала в Москве мир со Швецией, и по
случаю этого праздника она составила мне двор, как обрученной Русской
великой княжне, и тотчас после этого праздника императрица отправила нас в