"Андрей Владимирович Романов. Военный дневник " - читать интересную книгу автора

пастырски благословить. Ну, это, конечно, не так. Он, между прочим, явно
против слов воззвания Верх[овного] гл[авнокомандующего]. Я ему заметил, что
это воззвание опубликовано с ведома Государя, который и желает провести все,
что там сказано, а потому нам, русским, здесь следует поддерживать волю
Государя, а кто не желает это делать, тому лучше не служить в этом крае.
"Ну конечно, конечно, само собою разумеется", - ответил он мне. Понял,
в чем дело, и сразу круто повернул.
Был потом у католического епископа. Подтвердил ему, что вопрос о
веротерпимости будет проводиться широко, но что я надеюсь, как
веротерпимость с нашей стороны, то такая же веротерпимость должна быть к
православной религии и со стороны католического духовенства. И, главное, я
надеюсь, что, пользуясь этой полной веротерпимостью, я не увижу пропаганды
со стороны католического духовенства. В этом случае всю власть, мне данную,
а она огромна, я приложу к прекращению пропаганды и надеюсь, что вы дадите
подчиненному вам духовенству соответствующие указания и не дадите мне повода
с сожалением применять эту власть. Ну, это старик умный, понял меня отлично,
и с ним дело пойдет на лад. А вот с нашим это трудно будет. Поговорю с
обер-прок[урором] Св[ятейшего] Синода Саблером. Надо решить, как ему быть, а
то он ни в собор, ни в замок не является. Мне лично, конечно, безразлично,
но положение, мною занимаемое, не допускает этого, а главное - католическое
духовенство ведет себя так корректно, и это сравнение говорит не в пользу
нашего духовенства.
Приезд Государя в данное время я считаю несвоевременным. Не говоря уже
о том, что это и опасно, бомбы бросаются аэропланами довольно часто. Приезд
должен быть обставлен очень торжественно и обдуманно. Не может Государь
приехать и ничего не сказать полякам. Это будут толковать как неподдержание
слов воззвания Верх[овного]. А ежели говорить, то это должно быть точно,
положительно и глубоко обдумано. Кроме того, я считаю, что нахождение
неприятеля на территории Польши является моментом, когда приезд нежелателен.
Неприятель должен быть прогнан за пределы наших границ, и тогда приезд будет
своевременен и может быть обставлен с должным блеском и торжественным. Кроме
того, Государь должен остановиться в Лозенках, а дворец пуст. Все вещи
вывезены, и замок опустел. Прием при этих условиях весьма затруднителен.
Конечно, мое положение трудное. Каждый шаг должен быть взвешен и
обдуман, но и результаты при благоприятных условиях могут быть прямо
историческими. Я говорил Государю: "Ваше Величество. Я службой не дорожу, я
человек свободный, я дорожу лишь Вашим расположением ко мне и пользой дела".
Я вспомнил при этом покойного фельдмаршала Гурко[83], когда он был
варшавским ген[ерал]-губер[натором]. За его спиной стоял Александр III[84],
и Гурко знал, что Государь его всегда поддержит, а потому не боялся
министров и работал вполне свободно и самостоятельно, что очень необходимо в
такое время. Я много спорил в Петрограде о том, что, по-моему, именно
теперь, а не после войны надо решить будущность Польши и постепенно
проводить в жизнь в строго определенных рамках известный план. А то
воззвание Верховного толкуется уже слишком распространительно, и ежели сразу
не ввести все в рамки, то после войны или даже через более или менее
продолжительное время аппетиты могут возрасти, желания примут размеры
недопустимые, а тогда вводить все в более узкие рамки будет не только
трудно, но и вызовет массу неудовольствия. Теперь же эти рамки широки, и
расширять до известных пределов всегда легче, нежели втискивать в пределы.