"Роман Романов. MMIX - Год Быка " - читать интересную книгу автора

бессознательного" замещают в личности художника место потерявших
привлекательность жизненных впечатлений. Отсюда полное равноправие ангелов и
демонов с обычными персонажами в главном Романе, которому посвящена вся
жизнь.
Этот важнейший факт внешне случайного самоотречения Булгакова от
обыденной личности, позволяет понять направление и характер взгляда писателя
на окружающую действительность. Ведь общее правило, что каждый судит по
себе, никто не отменял. В этой связи верно наблюдение Баркова, уловившего
вовсе не комплиментарное отношение Булгакова даже к главным героям - мастеру
и Маргарите. Критическое отношение ко всем персонажам естественно для
писателя-сатирика, и всё же большинство комментаторов горького вкуса книги
не улавливают, оставаясь в плену романтических или интеллигентских
стереотипов. Кстати, та же беда с восприятием образа профессора
Преображенского. Требуется нравственное усилие против айболитовских
стереотипов, чтобы признать интеллигентного учёного с мировым именем главным
виновником бед своих ближних. И ещё одно усилие над собой, чтобы понять этот
образ как сатиру на русскую интеллигенцию.
Вернёмся, однако, к личности самого Автора. Прежде чем снизойти,
подобно Орфею, в преисподнюю "коллективного бессознательного", Булгаков ещё
в первой своей жизни искал и находил - если не проводников, то наблюдателей,
указывающих ориентиры на этом пути. А кто может выступить в этой роли? Кто
из творческих личностей более других склонен к интровертному созерцанию
идеальных сущностей, отрешившись от подробностей обыденной жизни? Эти
странные в обыденном понимании личности называются философы. Нет, не
привычные для нас преподаватели философии, а настоящие Философы, которых за
всю историю человечества можно пересчитать по пальцам. Сократ, Платон,
Аристотель, Кант, Гегель... В этом ряду есть первый русский философ Григорий
Сковорода - незаслуженно позабытый сегодня, но живой для киевского общества
в начале ХХ века и для дома профессора богословия Киевской духовной
академии. Благодаря его сыну идеи первого русского философа, отраженные в
Романе, вновь изучаются не только булгаковедами.
Да что там Сковорода, если сам Иммануил Кант большинству знаком именно
как равноправный персонаж первой главы булгаковского Романа. Многие читатели
удивятся, когда узнают, что благодаря диалогу Воланда с Бездомным они
усвоили некоторые ключевые идеи Канта, которые вовсе даже и не преподавались
в курсе философии советских вузов. Впрочем, Канта не только марксисты
пытались спрятать подальше в разряд истории философии. Уж больно несуразные
у него мысли для любой идеократической системы - хоть коммунистической, хоть
либеральной, не говоря уже о фашистах. А вот драматург Булгаков мастерски и
без лишних слов убеждает нас, что философ Кант жив и незримо присутствует в
мировоззренческих дискуссиях.
Вскрытая Барковым интрига с Левием Толстым также отражает глубокий
интерес Булгакова к философским работам, осмысливающим христианское учение.
Судя по ехидным репликам Воланда, толстовским толкованием Евангелия Булгаков
не восхитился. Но своим вниманием к этой работе, и в ещё большей степени -
своим романом в Романе, Булгаков одобрил саму идею альтернативного прочтения
Евангелия. Вложенные в уста Иешуа слова о том, что они всё неправильно
понимают и записывают, относятся не только к Толстому, но и к Левию Матфею,
к каноническому толкованию евангелий. Эта идея является одной из главных и
самых очевидных линий в Романе - от первой до последней главы. Весть о том,