"Жюль Ромэн. Детская любовь ("Люди доброй воли" #3) " - читать интересную книгу автора

- Родом откуда?
- Кажется, из Дофине.
- Значит, горцы? Более или менее. Но много ли означает "з" для меня -
это вопрос. Можно будет и его представить на разрешение господину Матрюшо.
Надо думать, что чиновники, ведавшие в былое время актами гражданского
состояния, руководились преимущественно собственной эстетикой, когда
записывали фамилии. В Вандее есть городок Жале. Возможно, что мой
родоначальник там обитал. Отец мой родился в Шартре. Но его отец был
возчиком и сыном возчика. Семейство возчиков могло постепенно перебираться
по долине Луары из Вандеи в Шартрскую область. Я пытался это проверить. Но
поразительно, до чего народ равнодушен к таким вопросам. Происхождение не
интересует его. По его понятиям, существуют мужчины и женщины, более или
менее хорошо сложенные, а в остальном совершенно одинаковые и сходящиеся по
воле обстоятельств.
- Что привело в Париж твоего отца?
- Профессия. Или, вернее, повышение по службе. Я тебе уже говорил, что
он служит помощником управляющего в агентстве Лионского кредита. Когда я
родился, ему было лет тридцать пять, и в это время он заведывал небольшим
отделом в центральном парижском агентстве. Начал он службу когда-то в
шартрском филиале, в должности мелкого писца. В пору моего рождения семья
наша жила в Сите-де-Флер; это в Батиньолях, особый квартал, где я бывал
впоследствии, но о котором почти никаких воспоминаний не сохранил. Теперь
семья живет на авеню Республики. Для меня имел наибольшее значение
промежуточный период. От четырехлетнего возраста до первого моего года в
лицее. Все это время мы жили на улице Бланш. Это одна из улиц, спускающихся
от Монмартра к центру. Она как раз упирается в площадь Трините. Наш дом был
в верхней ее части, то есть ближе к наружному бульвару, чем к Трините. Ты
еще не знаешь этого квартала? Я тебе покажу его. О, ничего замечательного.
Но разбираться в Париже ты начнешь тогда, когда станешь чувствителен к
такого рода местам. Впрочем, одна из поэтических сторон, одна из тайн
парижского детства - это переезды из квартала в квартал и сопровождающая их
смена точек зрения: ломка привычек, другие серии случайностей.
- Провинциалы тоже знают это. Вспомни о детях чиновников, которых
перевозят из конца в конец по департаменту, и о детях офицеров, когда отца
перебрасывают из Эпиналя в Гавр, из Гавра в Константину.
- Я знаю. Но в участи парижских детей мне представляется волнующим
именно то обстоятельство, что в одном и том же городе им открываются новые
миры. Они знают, что идя прямо вперед с точностью до четверти или до
получаса, они опять увидят ворота Сен-Дени, или Оперу, или Нотр-Дам. Но в
непривычном для них направлении. Они с изумлением наблюдают, как
всевозможные знакомые вещи располагаются друг за другом в незнакомом
порядке. Чувства тоже. И все, что образует общество. Они узнают, что все это
может различным образом сочетаться, распределяться в перспективе. И
возникает вопрос: не приобретает ли по этой же причине большую действенность
то внутреннее переустройство, которому они подвергаются. Ты говоришь -
ребенок отца, переведенного из Гавра в Константину. Ну что ж! Для него это
сводится к тому, что отныне его константинские впечатления, его
константинское детство будет накладываться постепенно на предыдущее, а
предыдущее уснет. Геологическое напластование. И так как душа человеческая
не интересуется историей, так как она ленива, то не она воспротивится этому