"Жюль Ромэн. Детская любовь ("Люди доброй воли" #3) " - читать интересную книгу автора

мирному погребению одной эпохи под другою. Между тем для нас, парижских
детей, когда семья наша переезжала в другой квартал, то словно колода карт
перетасовывалась. Куда "ушла" пиковая дама? Да, мы недоумевали, куда же
могли "уйти" куски нашего вчерашнего мира. Вот какой смысл для нас
приобретало "ушедшее", прошлое. Разновидность настоящего, но неуловимая.
Настоящее, расположенное, может быть, где-нибудь в другом месте. Нечто, чего
в данный миг мы "не имеем", чего мы вокруг себя не находим, что скрылось от
нас, но внезапно неизвестно откуда вынырнет...
В то время, как он произносил эти последние слова, голос у него немного
изменился, даже как-то задрожал. Он заметил, что с некоторых пор вторая,
молчаливая мысль совершала в нем свой путь, - мысль еще завуалированная, но
уже очень волнующая. Он оборвал свою речь. Подумал:
"Что происходит со мною? Да, на большой глубине?"
Нечто стремилось вернуться. Нечто очень далекое. Как раз такое, что
долго, долго скрывалось.
"Что же это?... Не то, что я порвал, отбросил немного месяцев тому
назад... нет... но что, тем не менее... нет... Это нечто гораздо более
далекое... Настолько более далекое... Ах! Я знаю... Я узнаю... Отчего могло
оно воскреснуть? От строфы о детской любви? Не столько от строфы, сколько от
этих слов... Атмосфера ведь совсем другая. Но не потому ли, напротив, что
оно хотело вернуться, возникла у меня потребность найти строфу о детской
любви?"
Он решился самому себе назвать это имя. Или, вернее, в предшествии
имени, как тонкого, смелого форштевня, появилась постепенно фамилия,
раздвигая туман; появилась медленно, словно корабль, который считался
погибшим, но просит впустить его в порт, и которому баркасы освобождают
путь.
"Элен Сижо".
Как странно было это возвращение. Это красивое имя, настолько забытое!
Месяцы, годы оно уже ни разу не проносилось в отсветах прошлого. Ни разу не
выходило оно внезапно из уличной толпы, из подъезда какого-нибудь дома.
"Зачем оно возвращается?"
"Элен Сижо".
Жалэз не сразу его принимает. Колеблется, допустить ли. Торопливо ищет
повода не довериться ему; отказать; чуть ли не посмеяться над ним.
"Чистейшая сентиментальность! И какого сорта! Но вот у меня все сердце
захвачено, лед растопился". Словно показались на борту корабля машущие руки,
платки, и уже не могут те, кто видит его возвращение, не умилиться от
радости свиданья. "Элен Сижо".
"Для того ли я недавно одержал такую трудную победу, вырвался, все силы
собрав, из цепей большой и зрелой любви, чтобы теперь трепетать перед
призраком этого детского увлечения?"
Жерфаньон наблюдает за ним с тайным изумлением; притворяется, будто
объясняет себе смущение товарища трудностью высказаться. Старается помочь
ему:
- Да... Я рисую себе это довольно хорошо... Во всем этом есть... как бы
выразиться?... нервная чувствительность, которой мне недостает. У меня нет
всего того опыта, который для этого нужен. Но я уверяю тебя, мне удается
более или менее воспользоваться твоим опытом.
- В самом деле?... Знаешь ли что?... Не решиться ли мне... чтобы отойти