"Жюль Ромэн. Силы Парижа " - читать интересную книгу автора

создаст другие тела, расклеив афиши по стенам города.
Чтобы зал не замечал своей собственной дряхлой души, чтобы он
воображал, что душою его является то, что поет и сверкает в его глубине, -
ему нужно видеть какую-нибудь любовную историю, легкую, пламенную, местами
омраченную, которая происходила некогда в стране, где одевались в
благородные цвета.
По мере того, как растет его уверенность в истинности драмы, зал
перестает верить о реальность внешнего мира. Ему кажется, что все действия
на сцене естественно рождаются из него. Он не предвидит всех их; страх перед
неожиданным даже доставляет ему наслаждение. Но это только игра. Они выходят
из него, как на логовища, а он нарочно не смотрит на них в этот момент,
чтобы спросить себя затем с радостным любопытством, откуда они появились и в
чем их тайна.
А между тем, нет вещей более реальных, чем эти действия. За ними, за
сценою, за стенами, - небытие. Есть лишь одно существо, создающее себе
видения, - создающее целый мир, залитый солнцем, ритмический, где люди поют,
где стихии, проносясь, превращаются в гармонический рокот.

V

ЛЕТУЧИЕ ОБРАЗОВАНИЯ

Стальной круг

Вся жизнь его - напряжение. И хотя она длится лишь две или три минуты,
она успевает стать законченной. Она начинается с обыкновенного ритма,
достигает головокружительной скорости, затем снова делается спокойной. Она
имеет форму круговой волны, и пароксизм, охватывающий ее, сам обладает
гармоничностью.
Люди поспешно садятся верхом на колеса, схватывают рукоятки руля,
приставляют к педалям впадины своих подошв и ожидают, изогнув спину и застыв
в напряженной позе. Посередине круга кто-то свищет. Играет орган. Все тела
немного приподымаются над седлами, повисают всей своей тяжестью на педалях,
которые с одинаковой скоростью начинают описывать обороты вокруг ступиц.
Манеж торжествует над своей массой. Колеса движутся по рельсу все быстрее;
трение железа о железо похоже на резкий шум потока подо льдом.
Сначала манежу приходится тяжело; сопротивление материи беспокоит его;
он чувствует, что ему необходимо затрачивать непрерывное усилие, и что,
стоит ему на минуту ослабить его, бег почти тотчас же прекратится. Манеж
надрывается, тела переваливаются с боку на бок, качаются, как шатуны паровых
машин. Как ни гладки металл колес и металл рельса, нужно, чтобы они
зацеплялись один о другой, чтобы каждая малейшая шероховатость каждого
колеса находила шероховатость рельса, ухватывалась за нее, всаживала в нее
кусочек энергии.
Затем манеж исполняется уверенностью в победе. У него есть уже прошлое,
которое толкает его. Но он продолжает трудиться. Опускание педалей вниз
утоляет мускулы; подъем возбуждает их; вращение колес вселяет в мозг желание
идти быстрее. Манеж сознает, что его столь краткая жизнь подчинена долгу
развивать каждую секунду максимальную возможную для нее скорость, сплетая
вместе свое напряжение и свою инерцию. Идеалом было бы совершить оборот в