"Жюль Ромэн. Силы Парижа " - читать интересную книгу автора

меняется. Обновляются одни только края. Она даже стремится расшириться
влево.
На возвышающейся над нею сцене жестикулирует кучка клоунов, и какой-то
человек держит речь. Это он создал группу. Еще совсем недавно улица
проходила у подножия балагана, длинная, лишенная центра, в столь малой
степени подчиненная какой-нибудь душе, что даже в самый краткий момент своей
жизни она оставалась последовательностью.
Заиграл механический орган. Но звуки не взволновали толпу. До ее слуха
долетало много других звуков.
Тогда, сделав знак органу замолчать, к краю подмостков подошел человек,
поставив свою ногу на самую последнюю доску, так что носок его башмака
торчал в воздухе. Он подмял руку, изогнув ее, протянул указательный палец,
наклонил бюст и заговорил.
При первых его словах головы повернулись к нему. Но ни одно движение не
изменило своего направления. Затем он почувствовал, что его голос находит
отклик, что он погружается в толпу и дергает к себе по крайней мере две
вереницы тел. "В заключение они разорвутся, - думал он; - более длинный
конец повернет к моему балагану и смотается в клубок. Остальное пойдет само
собой". И он смотрел, у какого места может произойти разрыв. И разрыв вдруг
произошел между господином высокого роста, в цилиндре, и господином пониже,
с толстым животом.
Под звуками голоса клубок образовался. Волокна толпы, которым
приходилось извиваться, чтобы обогнуть группу, разрывались с большею
легкостью. Группа выросла. Сначала это был маленький клубень, еще связанный
с толпою, которая наливала его своими соками. Теперь группа связывается
только с балаганом; центр приклеивается к лестнице, как губы к губам. Группа
готова до конца изжить свою жизнь перед этим балаганом.
Но человек, создавший группу, замышляет большее. Он хочет схватить всю
группу в охапку, поднять ее и, вместе с ее порывом, высыпать в балаган, как
высыпают мешок зерна в закром над мельничными жерновами.
Для этого необходимо соблюсти некоторые предосторожности. Если человек
слишком поспешно сделает свой жест, сборище, руководимое своего рода стыдом,
отступит назад, и, растаивая под давлением, будет рассасываться в толпе.
Человек говорит, не проявляя нетерпения; у него как будто нет никакой
задней мысли, и он только развеселит эту группу в благодарность за то, что
она родилась по его желанию. Но он мягко подготовляет насилие над нею; он
уплотняет ее, упрочивает существующие в ней связи, образует ее душу,
заставляет ее выработать определенные привычки, растит в ней инстинкт
длительности, тщательно изолирует ее от текучей толпы, вселяет в нее любовь
к независимости, увещевает ее стать личностью, считать несчастием
возвращение к небытию толпы.
И группа, принимая за благо быть собою, слушается.

Бал четырнадцатого июля

На тротуарах и на мостовой много тел. Улица чувствует смутную радость;
из каждого человека исходит больше силы, чем обыкновенно. Если бы она могла
распутать все эти излучения, вытянуть их в одну сторону, грубо расчесать их,
то получилась бы огромная дикая шевелюра. Но порывы сжимают друг друга, как
беспорядочно перемешанные в мешке пружины, когда кто-нибудь придавит мешок