"Михаил Ильич Ромм. Устные рассказы" - читать интересную книгу автора

что Голубкина была уж очень добра, она была сурова. Высокая, худая,
костлявая, с орлиным носом, она куталась в какую-то пеструю шаль и курила
крепчайшую махорку в огромных самокрутках. Это были годы голодные уже,
махорка была откуда-то из-под Можайска, что ли, я не помню, там сестра ее
жила. Анна Семеновна эту махорку любила, она ей присылала. Любимым ученикам
она иногда давала закурить. Я однажды удостоился этой чести. И когда только
курнул, чуть не свалился с места, - курить это было нельзя. Это все равно,
что вдохнуть... ну, я даже не знаю, что-то страшное. Она курила эту махорку,
самокрутку. Не такую, которая продавалась в пачках, а вот такую - домашняя,
ничем не ослабленная, чудовищная, как нож в горло.
Первый раз, когда она пришла, староста просто сказал, что вот будет у
нас новый ученик - Ромм.
- А зовут как?
Я сказал:
- Михаилом.
- Ну ладно, лепите.
В это время натурщик был. Я стал лепить этого натурщика портрет. Она не
подошла ко мне и не посмотрела. Через три дня она пришла, когда уже мне
казалось, что портрет похож. И даже несколько учеников мне сказали: "Здорово
портрет делаете". Она подошла и сказала:
- Надо бы сломать.
Я говорю:
- Почему?
- Сломайте и начните снова. Лучше будет.
Но больше никаких указаний не сделала. Я сломал, начал снова. И
действительно, стало почему-то лучше, не знаю почему. Может быть, потому,
что свежим глазом я посмотрел или заново взял...
Потом она опять пришла, посмотрела, что у меня получается, и говорит:
- У вас кусочек хлеба есть?
- Есть.
- Вот вы портрет этого старика делаете, дайте ему кусок хлеба.
Я дал ему кусок хлеба. "Ешь", - сказала она. Я сел. Он стал жевать. Она
говорит:
- Видите, жует.
- Жует.
- А ваш не может жевать.
Я говорю: так портрет, он же глиняный.
- Нет, он не глиняный. Это вам кажется, что он глиняный. Вы должны его
так сделать, чтобы, если вы кусок мяса заденете, больно было бы. А вы
задели, да грубо, ведь вот тут кусок мяса уже отрезан у него.
Не знаю, я запомнил этот урок, как мне показалось, очень каким-то
необыкновенно правильным, в смысле того, как надо относиться к искусству, то
есть как надо ответственно относиться к предмету своей работы.
Я запомнил еще один, ну, что ли, памятный разговор с Анной Семеновной.
Она пришла в какую-то мастерскую ритмической скульптуры. Там одновременно
под музыку лепили и в такт хлопали; думали, что ритмика ведет скульптуру.
Когда она это увидела, она заплакала, и пришла к нам Расстроенная и
заплаканная. Когда ее спросили: "Что с вами, Анна Семеновна?" - она сказала:
"Боже мой, они шлепают, Притопывают и какими-то шлепалками портрет делают.
Это ужасно", - сказала она плача.