"Владимир Романовский. Московский дворик" - читать интересную книгу автора

"Так. Если пропал без вести - не положено".
"На что же вы живете?.." - Я огляделся.
"Работаю, мама помогает, вяжем носки, кофты..."
Незаметно она разговорилась, я смотрел в её бархатные глаза, слушал её
мягкий голос и чувствовал, что теперь обречен помогать ей, что должен,
обязан распутать до конца всю эту историю.
Расстались мы друзьями, в её глазах горел ко мне явный интерес. Но я
догадывался: не из-за моих мужских достоинств, а просто потому, что я
пообещал распутать эту историю с её пропавшим без вести мужем. Можешь себе
представить, пенсию на трех детей за погибшего отца, за кормильца, как
тогда говорили, не платили... Пропавший без вести для них - это не погибший
за родину. Надо было не просто погибнуть, но и доказать это.
Я бросился по инстанциям, получил пропуск в Севастополь и отправился
туда. Чтобы понять, что такое война, достаточно побывать в разрушенном
войной городе. То, что я увидел, не поддается описанию. Это были сплошные
развалины, какой-то кошмар. И людей там, конечно, погибло видимо-невидимо.
Для тех, кто остался в живых, поверь, теперь вполне достаточно просто
сказать: мы защищали Севастополь. И это будет означать очень многое. В
центре среди груды развалин и кирпичей торчал серый куб - это был уцелевший
сейф севастопольского банка. И даже в нем жили люди! Ты представляешь?
Казалось, что город невозможно восстановить. И все-таки восстановили и
возродили. А тогда я бродил по развалинам, и человеческая история
представлялась мне сплошным абсурдом. Разрушение и возрождение, с горечью
думал я, не происходят сами по себе, за ними стоят люди - либо разрушители,
либо созидатели. Одни строят, другие разрушают - и неужели только в этом и
состоит вся историческая закономерность, и неужели нет в истории ни логики,
ни смысла?..
Два месяца я искал её мужа и в конце концов выяснил, что он погиб.
Трудно было остаться в живых в подобной мясорубке, нужна была невероятная
везучесть.
Я возвращался с тяжелым чувством: стоило ли столько хлопотать, чтобы
принести ей эту черную весть. Правда, мне удалось доказать, что матрос
Захаров, её муж, геройски погиб в боях за Севастополь, и она станет,
наконец, получать пенсию на детей.
И вот прихожу я к ней, протягиваю справку из военкомата. Она быстро её
читает, отворачивается и молчит. А потом поднимает на меня налитые слезами
глаза и говорит:
"Господи, принесла тебя нелегкая. И откуда ты только взялся... Уж
лучше бы я ничего не знала, так у меня хоть была надежда... Мне надежда
нужна, а не эта кошмарная правда". - Она взмахнула бумажкой и выбежала во
двор.
Вот так, молодой человек... В России надежда значит гораздо больше,
чем в любой другой стране, не от хорошей жизни, конечно. Подождал я ещё
немного Тоню, потоптался по комнате, а потом ушел... - Василий Дмитриевич
протянул мне карточку. - А теперь смотри. - Он поднялся из-за стола и встал
у окна. - Теперь уж таких двориков во всей Москве не найдешь. Заставили все
бетонными коробками. Каждый метр экономят.
- И вы... вы с ней больше не встречались? - спросил я, разглядывая
снимок.
- Встречался, конечно... - Он повернулся ко мне, хитро сверкнул