"В.Ропшин(Борис Савинков). То, чего не было (с приложениями)" - читать интересную книгу автора

В вечернем воздухе странно прозвучали русские голоса. Граница.
Александрове.
Болотов бросил газету. Стараясь не думать ни о Цусимском бое, ни о
Небогатове, ни о брате, ни об "Ослябе", он пошел к дверям таможенной залы.
Высокий, бритый, худой, с сигарой в зубах, он напоминал англичанина. И
действительно, у него в кармане был английский паспорт: Генри Мак-Мюк. В
тесной, полной жандармов, зале было жарко и скучно ждать. И его доброе и
твердое, с такими же, как у брата, голубыми глазами, лицо, не выражало
ничего, кроме брезгливой скуки.
Утром, уже из Варшавы, он дал телеграмму в Берлин:
"Alles bezahlt", что значило: "проехал благополучно".

II

Приехав с утренним поездом в Петербург, Болотов в тот же день под
вечер, когда стемнело, позвонил в пятом этаже громадного дома на Лиговке.
Еще из прихожей, снимая пальто, он услышал сухой и резкий, надтреснутый бас
Арсения Ивановича. Отвечал ему чей-то другой, взволнованный голос.
- Да нет, что же тут страшного? - внушительно говорил Арсений
Иванович. - Страшного, кормилец, я не вижу тут ничего: вода не на их, а на
нашу мельницу. Третьего дня - Порт-Артур, вчера - Мукден, сегодня - Цусима.
Кто в барышах? Японцы? Не одни только японцы... Я - человек старый, а я вам
скажу: к осени армия будет наша. Вы думаете, у нас там нету людей? Есть,
кормилец, найдутся. Наши люди всюду пройдут... где прыжком, где бочком, где
ползком, а где и на карачках... - прибавил он весело и засмеялся.
Болотов уже много лет знал Арсения Ивановича. Арсений Иванович, бодрый,
белый как лунь старик, был один из основателей партии. Он гордился тем, что
отец его был крестьянин и что сам он в юности пахал землю. Но от этого
былого крестьянства остались только мудреные поговорки, слово "кормилец",
густая, лопатою борода да незыблемый авторитет человека, не из книг, а из
жизни знающего деревню. "Мое слово - олово", - часто говаривал он, и его
слову верили и ценили его.
- Что значит?... Я не о том, - горячился молодой, незнакомый голос. - В
этом я с вами согласен... Я спрашиваю: как можно служить? Разве социалист
может служить в войсках?... странно... Когда это прин-ци-пи-ально
недопустимо...
И вдруг тут, в полутемной, чужой прихожей, между грязными шляпами и
пальто, перед Болотовым снова в мельчайших подробностях ясно встала картина
бесславного боя. Вот тяжелый, черный, четырехтрубный корабль. У правой
кормовой башни, навзничь, в крови, лежит Саша, и через полузатопленную корму
лениво плещут шумящие волны.
Арсений Иванович говорил прописи, партийные истины, именно то, что на
его месте сказал бы сам Болотов. Но на этот раз эти затверженные слова
показались неправдивыми и ненужными. "...Саша... Где Саша?..."

Но дважды ангел вострубит,
На землю гром небесный грянет,
И брат от брата побежит,
И сын от матери отпрянет...