"Василий Васильевич Розанов. Русский Нил " - читать интересную книгу автора

что? За беганье, когда все бегают.
Я помню хорошо, что когда долго плакал (прямо рыдал), услыхав этот
окрик, то это было не от страха исключения, а от обиды несправедливости:
"все бегают, а грозят исключить меня одного". Почему? Как? Весь мой
нравственный мир, вот эти заложенные в человека первичные аксиомы
юриспруденции, ожидания юриспруденции, были жестоко потрясены.
И между тем в эту же минуту я знал, что этот личный и особенный окрик
происходил из-за того, что мой брат и воспитатель (за круглым сиротством), в
то же время учитель этой же гимназии и, значит, подчиненный директора, за
месяц перед этим перевелся из симбирской гимназии в нижегородскую по причине
самых неопределенных и общих "неладов" с начальством. Брат мой не был
либералом, но он читал Гизо и Маколея, любил Д. С. Милля и среди
Кильдюшевских, Степановых и Вишневских, естественно, был "коровою не ко
двору". Директор был, однако, оскорблен не тем, что он перешел в другую
гимназию, а тем, что он сделал это с достоинством и свободно, тактично и
вместе с тем чуть-чуть высокомерно в отношении к оставляемому месту.
"Мертвые души", у которых он не выпрашивал ни прощального обеда, ни
рекомендаций, ни тех "лобзаний на прощанье", которые помнятся столько же,
сколько съеденный вчера блин, были оскорблены и обижены.
Доктор Ауновский (инспектор) шепнул мне на другой или третий день:
- Вы должны держать себя в самом деле осторожнее, как можно осторожнее,
так как к вам могут придраться, преувеличить вину или не так представить
проступок и в самом деле исключить.
Сущее дитя до этого испытания (по детскому масштабу), я вдруг воззрился
вокруг и различил, что вокруг не просто бегающие товарищи, папаша с мамашей
и братцы с сестрицами, не соседи и хозяева, а "враги" и "невраги", "добрые и
злые", "хитрые и прямодушные". Целые категории новых понятий! Не ребенок
этого не поймет: это доступно только понять ребенку, пережившему такое же.
"Нравственный мир" потрясся, и из него начал расти другой нравственный мир,
горький, озлобленный, насмешливый.
Тут я и начал читать (вскоре) Бокля и Ляйэля и злобно радовался, что
мир сотворен не 6000 лет назад, как говорили папаша с мамашей и
законоучитель, но что по толщине торфа, наросшего над остатками человеческих
построек, по измерениям поднятия морского дна около Дании и Швеции, земля
доказано существует не менее 100 000 лет, а гипотетически, вероятно, она
существует уже миллионы лет!
Так говорили мои книжки и конспекты, и, слушая, или, точнее, не слушая,
законоучителя на уроках, я говорил в себе:
- Знаем, где раки зимуют.
И, оглядываясь на товарищей, которые правили свое поведение перед
учителем, договаривал:
- Болваны.

* * *

Никак не может быть доказано, чтобы содержалось что-нибудь священное,
даже просто специфическое в тех правильно выстриженных фигурках знаний,
какие известны под именем "программ учебных заведений" - под именем
"программы 3-го класса", "программы 4-го класса". Просто собрались чиновники
в комиссию и, поковыряв зубочистками в зубах, промямлили, один, что по