"Василий Васильевич Розанов. Русский Нил " - читать интересную книгу автора

иноверию, непоколебимая уверенность в себе и своем деле, любовь к Богу - вот
психология Розанова. Надо снова прочесть его "Ответ г. Владимиру Соловьеву"
("Русский вестник", 1894. апрель) или же "По поводу одной тревоги графа Л.
Н. Толстого" ("Русский вестник", 1895, " 8) и другие статьи 90-х годов,
чтобы убедиться в том, что перед нами человек с ветхозаветной нетерпимостью,
ветхозаветный русский. Если же, кроме этого, мы учтем "богостроительство"
"своего Бога" у Розанова, то в целом мы смогли бы быть свидетелями того, как
образ священной истории Израиля рождается в истории личности Розанова.
"История сливается с лицом человека. Лицо человека поднимается до
исторического в себе смысла".
Однако когда он занимался проблемами брака и развода, он заботился о
русской семье, в педагогических темах его "Сумерек просвещения" он решал
проблемы русской школы, а в своих литературных штудиях он занимался почти
исключительно русскими писателями. Ветхозаветный Израиль и Египет были нужны
ему как мировые высоты, с вершин которых он мог оценивать русские идеалы.
Это была его "вселенская истина", и она не допускала к Розанову
"национализма". Даже в таком сложном политическом событии, которое потрясло
русскую жизнь, так называемом деле Бейлиса, Розанов был "чист", несмотря на
крайние его увлечения. Рассматривая "дело Бейлиса" и участие в нем Розанова,
можно было бы извлечь из него (для исследования) и некое "дело Розанова".
Розанов в круговороте событий отстаивал себя и свое, преданность завету,
заключенному со своим Богом, хотя политически в тот момент им легко было
"воспользоваться". Важно понять, что и так называемое юдофильство и так
называемое юдофобство Розанова росли из одного корня - из невозможности для
него находиться на либерально-гуманистической поверхности при истолковании
вещей, которые он чувствовал как сакральные, идущие из глуби мировой
истории, роковые; невозможности удовлетворяться формально юридическими
подходами современной ему позитивистской эпохи.
Если бы Розанов нарушил этот "завет", то после 1911 года мы, возможно,
увидели бы закат Розанова, полный конец его в культуре. Но, отстояв себя,
Розанов уже после события отказался от сочинений по "делу Бейлиса"
(нераспроданный тираж своей книги "Обонятельное и осязательное отношение
евреев к крови" приказал ликвидировать. Это - на 2 тысячи рублей). И свои
выступления он признал ошибкой. Это было в 1917 году (до октябрьских
событий). И вот теперь Розанов с еще большей силой и уверенностью отстаивает
преданность завету со своим Богом, открыто выступив против Христа. Он
следовал неукоснительно путями законников и фарисеев и так же слепо
"распинал Христа". Это была последняя страница его "ветхозаветной истории".
Преданность Розанова своему пути была беспримерной. Она напоминает фанатизм
законника Савла. И возможно, что Розанову могла бы быть уготована участь
обращения Савла в Павла. Линия его религиозного возрастания была столбовой,
а события в России только начинались. Почти с уверенностью можно заявить,
что проживи он пять - десять лет, и ему пришлось бы разделить мученический
конец с миллионами своих соотечественников. И неизвестно, какое сердце
увидели бы его последние свидетели. Шло "лихолетье на Руси", и Розанов
физически его не перенес в самом начале. "Черные воды Стикса прорвали
последние заслоны и затопили его сердце".
Это было 5 февраля 1919 года по новому стилю, когда ему было шестьдесят
три года и девять месяцев с небольшим.