"Василий Васильевич Розанов. Русский Нил " - читать интересную книгу автора

"Божий дар"...
Нил связался у меня с Волгой, однако, не по этой одной причине. Я
припомнил одно чрезвычайно удивившее меня сообщение, услышанное лет семь
назад, в самый разгар моих увлечений страной фараонов). Сперва об этих
увлечениях. Конечно, не фараоны меня заняли и не пресловутые "касты", на
которые, будто бы, делилось население Египта. Я хорошо знал, что эти "касты"
никогда не существовали в том нелепом виде, как это представляют нам
гимназические учебники, что образование открывало доступ к первым должностям
в государстве всякому сыну пастуха или земледельца; а что касается фараонов,
то они... царствовали и завещали археологам свои мумии. Великий интерес к
Египту проистек у меня из удивления к такому подъему в нем жизненной
энергии, сочных, ярких сил, какого, я твердо знал, никогда не существовало
ни в Греции, ни в Риме, ни у евреев. Меня все занимал вопрос, откуда
проистекала эта энергия, не опадавшая на протяжении времени, равного
протекшему от Троянской войны (XII век до Р. X.) до наших дней. Греки
гениально творили на протяжении каких-нибудь трехсот лет, римляне - на
протяжении четырех столетий, но Египет, не уставая, весело, с улыбкой творил
начиная уже с 4-й своей династии, по крайней мере за три тысячи лет до Р.
Х., и до этого самого Р. X., когда александрийские художники славились еще
изяществом и вкусом своих работ, а знаменитая библиотека, основанная
Птоломеем-филадельфом, видела в стенах своих первых ученых тогдашнего мира.
И все это без усталости, без исторического утомления, без того утомления,
которое после 1500 лет самобытной европейской истории так явно легло на все
народы Западной Европы, французов, отчасти немцев и англичан, на
полувыродившихся итальянцев, испанцев, португальцев, не говоря уже о жалком
отребье, оставшемся от "эллинов". И как я угадывал не без основания, что
родник жизни всякого народа лежит в его отношениях к трансцендентному миру,
в его понятиях о Боге, о душе, о совести, о жизни здесь и судьбе души после
смерти, то, естественно, меня и заняла мысль проникнуть в "святая святых"
племен, поклонявшихся каким-то странным Аписам и "волооким" Изидам.[2] Это у
Гомера имя Геры, верховного женского божества, всегда сопровождается
эпитетом "волоокая", "с бычачьими глазами", "boopis". "Что за красота?" -
посмеивались мы гимназистами. Но когда я стал заниматься Египтом, то
догадался, что Гера новенького греческого народца приходится кровною внучкою
Изиде с берегов Нила, которая изображалась (не всегда) в виде женщины, но с
головою коровы или (чаще) в виде молодой, красиво сложенной коровы, с
разумными, почти говорящими глазами. "Boopis", очевидно, осталось эпитетом
от этих древнейших изображений ее бабушки. В Греции она стала полным
человеком, без малейшего атрибута четвероногого, но "глазок" этого
четвероногого сохранила.
Вдруг я узнаю, что один архилиберальнейший издатель в Петербурге, все
издающий книжки по естествознанию и социологии, нечто вроде покойного
Павленкова, имеет обыкновение каждые два года хоть раз съездить на берега
Нила, - так просто "отдохнуть и погулять", по-русски. На мое изумление мне
рассказали, что привлекают его вовсе не феллахи и английское владычество в
Египте, но памятники древности; однако привлекают не как археолога и
историка, ибо он не блистал этими качествами, а как живого человека, вот
именно как издателя архилиберальнейших книжек, "самых современных и самых
нужных". Удивлению моему не было конца. "Он просто любит это зрелище Египта,
древнего, прежнего, сочного, яркого; он находит, что это очень напоминает