"Е.П.Ростопчина. Чины и деньги " - читать интересную книгу автора

он отвечал родительским благословением и позволением следовать моей
судьбе, хотя не знал, в чем она состояла.
"Моей судьбе!"... Это слово пробудило меня от обаятельного сна, который
в то время так заколдовал все способности души моей, что мысль о будущем
совершенно исчезла в прелести настоящего, и мне не приходило на ум
заглянуть в даль жизни. Внезапно понял я из письма батюшки, что я как
безумный, поймав одну тень счастья и позабыв о самом счастьи, заснул
спокойно, не чуя, что малейшее облачко могло похитить у меня эту тень, так
доверчиво присвоенную. Я понял, что, обладая сердцем Веры, я ровно ничего
не имел пред глазами света; я понял, что мое счастье непрочно, пока моя
участь не связана неразрывною цепью с участью Веры; я понял, что
взаимность любви есть такое благо, которое один священный обряд закона
может оградить от покушений человеческих.
Мысль о браке впервые проникла в мою душу, но она тотчас завладела ею
совершенно, изгнав беспечность, покой и непредвидящую радость, которые так
сладко усыпили меня.
Быстрым взглядом охватил я все свое существование. Я спросил себя:
какими выгодами могу оправдать свои притязания?
Я вспомнил требования общественных приличий, вспомнил закон света:
"Имеющему дастся!" - и содрогнулся, расчислив, рассмотрев, что по этому
закону, по этим требованиям - неизмеримая бездна отстраняла меня от Веры!
Она богата - у меня только честное имя да любящее сердце! Ах! какое адское
страдание вгрызалось в душу с этими мыслями! Сколь несчастливым
почувствовал я себя, измерив всю даль до этого счастья, еще недавно
считаемого столь близким, столь верным! Какие муки вытерпела моя гордость,
когда мне представились неминуемые суждения света, когда я подумал о,
неизбежном обвинении в расчете, которое должно осквернить святыню моих
чувств, покрыть гнусностью сребролюбивых видов привязанность бескорыстную
и невольную, как всякое влечение сердца, о котором голова и рассудок еще
не проведали! Расчет? С моей стороны?
Но - великий Боже! - я любил Веру, еще не зная, кто она; я мог бы
любить ее всю жизнь, не спрашивая о ее богатстве вещественном, не требуя
ничего, кроме ее ублажающего сочувствия, кроме раздела с нею всех
радостей, всех дум моих, и если бы я имел право не расставаться с нею, то
не подумал бы требовать ее руки! Однако же свет волен мне не поверить,
волен перетолковать, переиначить по-своему чувства, которые не дано ему
понять, - и я должен был приготовиться к его суждениям и подозрениям...
При одном воспоминании о них все сердце вздрагивало негодованием.
Долго боролся я с этими противоречащими страстями - самолюбивою
гордостью и пламенною любовью. Наконец любовь лревозмогла - я решился
презреть молвою и объясниться с Верой о нашей будущности.
Но каково было мое удивление, когда эта девушка, столь откровенная,
столь пламенная в выражении своей, любви, при первом намеке о замужестве
оробела, смешалась и, с досадою отвернув прелестную головку свою, ни слова
не отвечала мне!
В недоумении я колебался - приписать ли эту странность девической
стыдливости или внезапному пробуждению рассудительного расчета? Такая
неизвестность не могла продолжаться. Мне необходимо было знать решение
Веры - я настаивал...
Но холодное принуждение овладело ею, и я не мог добиться ответа. Мысль,