"Филип Рот. Болезнь Портного " - читать интересную книгу автора

отцу, что карьера Билли Роуза началась с того, что Бернард Барух принял его
на работу секретарем, поскольку Билли Роуз отлично владел стенографией.
- И кем был бы сейчас Билли Роуз, если бы не знал стенографии, Алекс?
Никем! Так почему же ты противишься этому?
Еще до стенографии мы с отцом сражались по поводу пианино. Этот
человек, у которого в доме не было ни проигрывателя, ни хотя бы одной
пластинки, был просто одержим страстью к музыкальным инструментам.
- Я не понимаю, почему ты не хочешь играть на музыкальном инструменте?
Я просто ума не приложу. Твоя двоюродная сестра, маленькая Тоби, может сесть
за пианино и сыграть любую песню - какую захочешь. Стоит ей просто сесть за
пианино и сыграть "Чай для двоих", и каждый из присутствующих уже ее друг. У
нее нет проблем с друзьями, Алекс, у нее нет проблем с популярностью. Ты
только скажи мне, что будешь заниматься музыкой, и я завтра же куплю тебе
пианино. Алекс, ты слышишь, что я тебе говорю? Я предлагаю тебе нечто такое,
что может изменить всю твою жизнь!
Но то, что предлагал мне отец, меня не интересовало. А то, что я хотел,
он мне никогда не предлагал. Но что в этом необычного? Почему это до сих пор
так мучает меня? После стольких лет! Доктор, от чего я должен избавиться -
от ненависти... или от любви? Скажите же мне... Потому что я до сих пор не
удосужился вспомнить ничего хорошего - я имею в виду те воспоминания,
которые вызывают во мне восторженно-щемящее чувство утраты... Эти
воспоминания, похоже, так или иначе связаны с погодой, с определенным
временем суток. Они иногда вспыхивают в моем сознании с такой остротой, что
в те мгновения я уже не в подземке, не в офисе, не на обеде с красивой
девушкой, - нет! В эти секунды я возвращаюсь в детство, к ним. Это -
воспоминания практически ни о чем, и тем не менее они представляются мне
столь же переломными моментами моей жизни, каким является, например, момент
моего зачатия. Моя благодарность - да-да, благодарность - столь безмерна,
любовь моя к родителям так пронзительна и безгранична, что я, похоже,
действительно помню то мгновение, когда папины сперматозоиды оплодотворили
мамину яйцеклетку... Я на кухне (может быть, впервые в жизни). "Посмотри в
окно, малыш", - говорит мама, и я послушно поворачиваю голову.
- Видишь? Этот багрянец? - показывает мама. - Настоящее осеннее небо.
Первая поэтическая строчка, услышанная мною! И я запомнил ее! Настоящее
осеннее небо... Или еще: морозный январский день, сумерки - о, эти
воспоминания о сумерках убьют меня, ей-Богу, - в окошке уже висит луна, я
только что вернулся домой, щеки мои пунцовые от мороза, и я заработал
доллар, сгребая снег с тротуара.
- Знаешь, что я приготовила тебе на обед? -■ сладко воркует мама. -
Знаешь, что я приготовила моему трудолюбивому мальчику? Твое любимое зимнее
блюдо. Тушеную баранину.
...Ночь. Все воскресенье мы провели в Нью-Йорке, ходили в Радио-Сити,
побывали в Чайна-тауне, и вот теперь возвращаемся домой через мост Джорджа
Вашингтона. Кратчайший путь из Нью-Йорка в Джерси-Сити лежит через тоннель
"Холланд", но я так просил поехать по мосту, да и мама находит подобную
поездку "расширяющей кругозор". И поэтому папа делает десятимильный крюк. На
переднем сиденье сестра считает вслух многочисленные опоры моста, между
которыми натянуты великолепные, расширяющие кругозор тросы, а я засыпаю на
заднем сиденье, уткнувшись носом в мамино черное котиковое пальто.
В один из зимних уик-эндов мы всей семьей едем в Лейквуд. Ночь с