"Филип Рот. Болезнь Портного " - читать интересную книгу автора

субботы на воскресенье. На одной из двуспальных кроватей спим мы с отцом, на
другой свернулись калачиком мама с Ханной. На рассвете меня будит папа, мы
тихо одеваемся и, подобно заключенным, решившимся на побег, бесшумно
выскальзываем из комнаты.
- Пойдем, - шепотом говорит отец, жестами показывая мне, что надо
надеть пальто и шапку. - Я хочу показать тебе кое-что. Я не говорил тебе,
что работал здесь официантом, когда мне было шестнадцать?
Мы выходим из отеля, и папа показывает на безмолвную, изумительной
красоты лесную чащу.
- Ну как? - спрашивает отец. Мы идем рядышком - "спортивным шагом" -
вдоль серебристого озера. - Дыши глубже. Вдыхай хвойный аромат полной
грудью. Это самый лучший воздух на земном шаре - хороший зимний хвойный
воздух.
Хороший зимний хвойный воздух - еще один родитель-поэт! Я не испытал бы
подобного трепета, даже если бы родился сыном Вордсворта!..
Летом папа остается в городе, а мы втроем отправляемся на побережье,
где на месяц снимаем меблированную комнату. Отец присоединится к нам в
последние две недели, когда начнется его отпуск... но в это время
Джерси-Сити так распухает от влажности, и на город с близлежащих болот
обрушиваются такие полчища комаров, что папа после работы трясется по
старому разбитому шоссе шестьдесят пять миль - только ради того, чтобы
провести ночь с нами в обдуваемой бризом комнате на Брэдли-Бич.
Он приезжает, когда мы уже поужинали. Впрочем, папа ужинать не
торопится. Он снимает с себя потемневшую от пота одежду, в которой он целый
день кружил по городу, собирая взносы, и надевает плавательный костюм. Я
беру полотенце и иду вслед за отцом, который шлепает к пляжу в туфлях с
развязанными шнурками. На мне чистенькие шорты и футболка без единого
пятнышка, я смыл под душем морскую соль, и мои волосы - мои мальчишечьи
кучеряшки, поддающиеся еще гребешку - аккуратно расчесаны на пробор. Вдоль
дощатого настила тянутся ржавые железные поручни. Я усаживаюсь на них и
смотрю вниз. Там мой папа пересекает в своих туфлях с развязанными шнурками
пустынный пляж. Аккуратно расстилает полотенце, кладет часы в правую туфлю,
очки - в левую... И вот он готов к погружению в морскую пучину. До
сегодняшнего дня я вхожу в воду так, как меня учил отец: сначала погружаю в
воду кисти рук, затем смачиваю подмышки, плескаю себе в лицо, осторожно -
очень-очень осторожно - выливаю пригоршню воды на затылок... Такой способ
действует очень освежающе и одновременно позволяет избежать шокового
воздействия холодной воды на организм. Освеженный, избежавший шока, отец
оборачивается, комически машет рукой в ту сторону, где, по его мнению,
находится его сын, и плюхается спиной в море. Лежит на спине, раскинув руки.
Лежит неподвижно - он работает, он вкалывает изо всех сил, и все ради
меня, - затем переворачивается, наконец, на живот, шлепает несколько раз
руками по воде, нащупывает дно и медленно бредет к берегу. Его короткое
мокрое туловище поблескивает под последними лучами солнца, которое садится
за горизонт у меня за спиной, в задыхающемся от влажного зноя Нью-Джерси,
откуда меня так удачно вывезли.
И таких воспоминаний у меня много, доктор. Очень много. Это я вам про
своих родителей рассказываю.

Но... но... но... - дайте-ка я возьму себя в руки - вот уже новое