"Филипп Рот. Профессор желания" - читать интересную книгу автора

она понимает, почему они это делают, и сознает то, что они не собираются
сделать ей ничего плохого, она вздрагивает каждый раз, как это происходит.
Тем не менее, будучи по характеру мягкой и добродушной, Элизабет решила
примириться с незначительным проявлением унижения ее человеческого
достоинства в коридоре и общей захудалостью района, в котором они живут, и
считать это частью приключений в своей заграничной жизни. В июне она
собирается вернуться домой и провести летние каникулы со своей семьей в их
летнем доме.
Я описываю Элизабет свою монашескую обитель и, к ее невероятному
удовольствию, пародирую капитана и капитаншу, заявляющих мне, что в их доме
запрещается сожительство всем, включая их самих. А когда я копирую ее
монотонный английский язык, она веселится еще больше.
Первые несколько недель маленькая черноволосая и (по моему мнению) с
очаровательно торчащими зубками Бригитта делает вид, что спит, когда мы
приходим в их квартирку на цокольном этаже и делаем вид, что не занимаемся
любовью. Я не думаю, что то волнение, которое я испытываю, когда мы, все
трое, вдруг перестаем притворяться, отличается от того, когда мы, затаив
дыхание, делали вид, что ничего особенного не происходит. Я настолько
счастлив тем, как изменилась моя жизнь после обеда в "Миднайт-сан" - а на
самом деле, после того, как я, подавив в себе страх, отправился на
Шепед-Макит и нашел себе проститутку из проституток, - что пребываю в
эгоистическом безумстве по поводу невероятной вещи, которая происходит со
мной. У меня не одна, а две шведские (или, если хотите, европейские)
девушки. Я даже не замечаю, что Элизабет понемногу начинает терять душевный
покой, стараясь быть полноправной грешницей в нашем межконтинентальном
содружестве, которое можно назвать моим гаремом. Может быть, я не вижу этого
потому, что она тоже испытывает что-то вроде неистовства - губительное
безумие, слишком дикую встряску, чтобы ее вынести - а и результате кажется,
что она просто слишком часто получает удовольствие. Я считаю приятным то
возбуждение, которое охватывает нас троих, когда мы проводим воскресенье в
Хемпстид-хит, устроив пикник и играя в теннис. Я учу девчонок играть в
"бегущий автобус": мы с Бригиттой ловим Элизабет, для которой нет большего
удовольствия, чем когда мы ловим ее, уставшую и веселую. Они учат меня
играть в те игры с мячом, в которые они играли в Стокгольме, когда были
детьми. В дождливые дни мы играем в карты, в "рамми" или "канасту". Мне
сказали, что старый король Густав V был страстным игроком в "рамми", так же,
как отец и мать, и брат, и сестра Бригитты. Элизабет, гимназические друзья
которой, видимо, целые дни проводили за игрой в "канасту", поняла, как
играть в "рамми" только после получасового наблюдения за нашей с Бригиттой
игрой. Ей понравилось, как я громко стучу картами, и она начала тут же
делать то же самое. Я научился этому, когда мне было лет восемь, сидя у ног
короля содовой воды Клотцера. Моя мама считала, что он самый трудный из всех
гостей, когда-либо останавливавшихся в "Венгерском королевском" (когда он
опускался на наш плетеный стул, она иногда закрывала глаза), самый болтливый
и самый невезучий за карточным столом.
- У меня руки как крюки, - говорит Элизабет, раскладывая карты, которые
ей сдала Бригитта, и так, и сяк. И когда она вдруг выигрывает, радости ее
нет конца. Моей радости тоже нет конца, когда она вдруг спрашивает: "Как эта
игра называется? Спорт?" А когда она называет одну карту в "канасте"
джокером, это меня просто сражает. Ну как может быть, что она теряет