"Филипп Рот. Профессор желания" - читать интересную книгу автора

маленькую надутую подушечку. Она шевелится только затем, чтобы потереть
пемзой ступни. Три раза в неделю к этому добавляется парная баня для лица. В
своем темно-синем шелковом кимоно с вышитыми розовыми, красными маками и
невиданными желтыми птицами, которых не бывает ни на земле, ни на море, она
сидит в углу нашей крошечной кухни, наклонив голову в тюрбане над чашей с
горячей водой, в которой плавают цветы бузины и лепестки розмарина и
ромашки. Сделав паровую ванну, нанеся косметику и причесавшись, она готова
идти на занятия гимнастикой или еще по каким-то своим делам, пока я занят в
университете. Она надевает синее шелковое обтягивающее китайское платье, с
глухим воротом и разрезами до бедер, бриллиантовые клипсы, золотые и
жадеитовые браслеты, жадеитовое кольцо, сандалии. В руках у нее плетеная
сумка.
Возвратившись в конце дня, после занятия йогой, она решает поехать в
Сан-Франциско - "оглядеться". Она уже давно говорит о том, что хотела бы
открыть там магазин восточного антиквариата. Она уже немного навеселе, а ко
времени ужина ее совсем развозит.
- Хлеб - жизненно важная проблема. И кожаные подметки, резиновые
каблуки. Жизнь - это подведение баланса в новой чековой книжке, это
правильный расчет за каждый вырванный зуб. Жизнь - это правильно прожитый
день, месяц и год, - замечает она, слизывая со своих пальцев ром, в то
время, как я посыпаю приправой бараньи отбивные.
- Совершенно верно, - вставляю я.
- Ах, - говорит она, наблюдая за тем, как я собираюсь сервировать
стол. - Если бы только его жена не забывала о том, что поставила что-то
жарить и не сжигала бы все дотла; если бы его жена помнила о том, что когда
Дэвид обедал в Аркадии, его мамочка всегда сервировала стол так, что вилка
лежала слева, а нож справа, и никогда-никогда вилка и нож не лежали с одной
и той же стороны. О, если бы только его жена могла готовить ему картошку
так, как его мамочка делала это в зимнее время.
К тому времени, когда мы приблизились к тридцати, наша антипатия
настолько обострилась, что каждый из нас снова видел в другом то, что
вызывало подозрение с самого начала. Моя профессорская "чопорность" и
"старомодность", за которые Элен ненавидит меня всем своим сердцем ("Ты,
Дэвид - законченный старомодный тип"), так же, как ее "абсолютная глупость"
и "идиотская расточительность" одинаково бездоказательны. При этом, я
никогда не оставлю ее, а она меня, по крайней мере, до того момента, пока не
станет совершенно очевидным, что ждать дальше чуда перерождения одного из
нас просто нелепо. Ко всеобщему и нашему собственному удивлению, мы женаты
уже столько же, сколько жили вместе, когда были любовниками. Наверное,
потому, что каждый из нас имеет теперь возможность вести лобовую атаку на
того, кто оказался злым духом-искусителем, а когда-то был спасителем для
другого. Месяцы летят, мы все еще живем вместе, подумывая, что нашу
тупиковую ситуацию мог бы исправить ребенок... или собственный антикварный
магазин Элен.. или ювелирный магазин... или психотерапия для нас обоих.
Снова и снова мы слышим, что нас называют поразительно привлекательной"
парой: хорошо одетой, путешествующей, умной, зарабатывающей в общей
сложности двенадцать тысяч долларов в год, что совсем недурно для молодой
пары... а жизнь просто ужасна.
Если какой-то дух еще и теплится во мне в последние месяцы, это видно
только на лекциях. Во всем остальном я настолько апатичный и ушедший в себя,