"Филипп Рот. Профессор желания" - читать интересную книгу авторакнопками к доске объявлений вместе со строкой из Байрона и прямо над списком
девчонок, которых я решил обольстить. Это слово пришло ко мне не из порнографических или популярных дешевых журнальчиков, а в результате мучительного чтения "Kierkegaard's Either-Or"*. <* Кьеркегор, (Киркегор) Серен (1813-1855) - датский теолог, философ-идеалист и писатель. "Either-Or" ("Ehten-eller") - его работа "Или - или".> У меня только один друг мужского пола, с кем я вижусь регулярно. Скромный студент, изучающий философию. Он и есть мой наставник по "Kierkegaard". Зовут его Луис Елинек. Луис, как и я, предпочитает снимать комнату в городе и частном доме, а не жить в общежитии со студентами, чьи понятия о товариществе он тоже находит достойными презрения. В период обучения в университете он подрабатывает продажей гамбургеров (лучше это, чем принимать деньги от родителей, которых он презирает). Он насквозь пропах этими гамбургерами. Стоит мне дотронуться до него, случайно или находясь во власти бурных эмоций, чисто по-товарищески, он отскакивает в сторону, словно боится запачкать свою вонючую одежду. - Убери руки, - сердито ворчит он. - Ты что, Кепеш, спешишь в одно заведение? Я спешу? Мне как-то не приходило это в голову. Интересно, и какое? Странно, но все, что Луис говорит относительно меня, даже из желания задеть, кажется мне значительным в важном деле, как я говорю, "познания себя самого". Поскольку, как я вижу, он совершенно не стремится вызвать ничьих теплых чувств - ни семьи, ни преподавателей, ни хозяйки квартиры, ни лавочников и уж, конечно, меньше всего "этих буржуазных варваров", наших однокашников, - я считаю, что он более глубоко чувствует объективную раздвоенным подбородком, которые пользуются успехом в средней школе. А здесь у меня ничего не получается, сколько я ни пытаюсь. Особенно рядом с Луисом я чувствую себя до ничтожности банальным: таким аккуратненьким, чистеньким, обаятельным. Вопреки всем своим стремлениям, я не совсем безразличен к своему внешнему облику и репутации. Как бы я хотел быть похожим на Елинека, пропахшего жареным луком и поглядывающего на всех сверху вниз! Созерцать мусорное ведро там, где он живет! Хлебные корки и огрызки, и кожура, и обертки - великолепное месиво! Смотреть на слипшиеся бумажные салфетки у его смятой постели, на драные ковровые тапочки. Всего через секунду после оргазма, находясь в уединении в своей запертой комнате, я автоматически швыряю в мусорную корзину предательское доказательство своего бесчестия, в то время как Елинек - эксцентричный, высокомерный, независимый и неуязвимый Елинек - кажется, вообще не беспокоится о том, что весь мир знает или думает о его обильной эякуляции. Я ошеломлен, у меня не укладывается в голове, я еще долго не могу поверить в то, что сказал мне на ходу знакомый студент философского факультета. Мой друг, по его словам, безусловно, "практикующий" гомосексуалист. Мой друг? Этого не может быть. Конечно, я встречал таких женоподобных. Каждое лето несколько этих известных еврейских "пашей" останавливается в нашем отеле. Мое внимание на них обратил Герберт Б. Я, словно завороженный, смотрел, как их бережно отправляют с солнышка в тень, а они не прерывают своего занятия, самозабвенно потягивая сладкий шоколадный напиток через пару соломинок; их брови и щеки промокают своими носовыми платками рабыни в лице бабушки, мамы и тети. В школе тоже было несколько |
|
|