"Жюль Руа. Штурман (Перевод с французского В. Козовово) [D]" - читать интересную книгу автора

базы". И страдал от этого, признайся. А потом?
- Потом я сориентировался.
- Тебя пустили в дом?
- Ну да, пустили. Одним словом...
- Что "одним словом"? Ты чтото от меня скрываешь! - вскричал
Адмирал. - Женщина?
- Идиот! - поспешно оборвал его штурман. - Угостили чаем, я
позвонил, и за мной приехали. Уж очень боялись, что я не вернусь. Штурманы
дорого ценятся. Что делал бы без них экипаж?
- Клянусь тебе, - сказал Адмирал, - мы не такие уж прохвосты. Я сразу
о тебе подумал. Еще вчера вечером я видел тебя в баре. И не мог поверить,
что для тебя все кончено; а потом узнал, что ты цел и невредим. Тогда я
призвал ребят в свидетели: "Этот чертов Рипо всегда выйдет сухим из воды".
Ведь так? - добавил он, награждая штурмана дружескими тумаками.
- Ладно, - сказал штурман. - Проводи меня. Я пойду спать.
- Где твой велосипед? - спросил Адмирал, когда они вышли.
- Черт с ним, с велосипедом, - ответил штурман. - Мне нужно пройтись.
Они пошли вдоль ограды аэродрома, миновали контрольнопропускной
пункт, где часовые теснились вокруг печурки, и вышли на шоссе, откуда
тропинка вела к маленьким домикам. Ночная сырость пронизывала до костей. Они
ускорили шаг, кровь в жилах побежала быстрее, и они согрелись. Небо было
пасмурное. Штурман по временам поглядывал вверх, надеясь отыскать
какуюнибудь звезду, но ночь поглотила их все. Справа на пламенеющем небе
вырисовывались стволы буков.
- В Дуйсбурге, - сказал Адмирал, - было поярче. Ты видел?
- Да. Я мог бы там остаться.
- Но не остался. А хотел бы?
- Нет.
Они подошли к городку летчиков, где под сенью дубовой рощи, сейчас
едва различимой во мраке, стояли домики из листового железа.
- Спокойной ночи, - сказал штурман. Они пожали друг другу руки, и
Адмирал отправился к себе. "До чего же мы все стали
бесчувственными, - подумал штурман. - Он хочет, чтобы я вернулся в свою
комнату и отдохнул, и оставляет меня одного, точно это самый обыкновенный
вечер. Ему и в голову не приходит, что, прежде чем лечь в постель, мне нужно
немного поболтать с ним. А ведь он..." Штурман был искренне привязан к
Адмиралу, да и Адмирал в этот вечер ради него покинул свой экипаж. Обычно
летчики одного самолета всюду ходили вместе молчаливой компанией. Так люди
забывали о стычках во время полета, о вспышках раздражительности, о резких
словах, которыми они порой обменивались в микрофон. Опасность миновала, они
становились мягче, и каждый приписывал другому заслуги в успехе операции.
На земле они со смехом вспоминали о том, что в небе вызывало столкновения, и
дружеская непринужденность снимала всякие различия в положении и звании.
Теперь штурман остался один, он словно осиротел, но его бросило в дрожь при
мысли, что он мог разделить участь товарищей. Значит, ни бомбардир, ни
хвостовой стрелок не успели выброситься с парашютом. Должно быть, самолет
развалился сразу же после того, как выпрыгнул штурман. Но тогда почему он не
слышал грохота взрыва? "Как треск падающего дерева..." Может, потому, что
как раз в эту секунду его рванул раскрывающийся парашют и мысль о спасении
заставила его на минуту позабыть обо всем на свете.