"Лев Рубинштейн. Альпинист в седле с пистолетом в кармане " - читать интересную книгу автора

- Он не соглашается на ампутацию. Сказал: без вашего разрешения или
совета с вашей стороны не согласен.
- Какую ампутацию вы хотите делать?
- Или до колена или с коленом.
- Доктор! Миленький! Нельзя ли обойтись без ампутации? Что-нибудь
придумайте.
- Я боюсь газовой гангрены. Рана грязная, уже гноится,
Мы разговариваем тихо. Карп за брезентовой стеной. Я говорю: "Нельзя ли
разрезать вдоль и выпустить гной?" Чувствую, что говорю какую-то ерунду.
Давать советы хирургу, профессионально опытному человеку - смешно, но
хочется что-то говорить, оттянуть страшный момент. Чувствую, что говорю
глупости. Боюсь, доктор меня выгонит и уйдет. И сказать больше нечего, и
молчать нельзя.
Алеша - стройный, высокий, красивый, добрый и милейший человек. Не
ушел. Задумался. Постоял молча и говорит: "А вы знаете, действительно, есть
такой метод. Сидите здесь. (В предбаннике на земляном полу стояла скамейка.)
Я попробую". И ушел в операционную.
Часа два или три я сидел в холодной палатке. Никто за стенкой не
кричал. Я расшифровывал все шумы. Не трудно представить себе состояние
человека, когда за стеной оперируют его близкого друга. К тому времени в
бригаде из одиннадцати вступивших в нее в июне 41-го года альпинистов уже
осталось только трое (не считая Буданова, который перешел в тыловые
инденданты) - Федя Лемстрем, я и Карп, лежащий сейчас на операционном столе.
Четверо были убиты и трое серьезно ранены и увезены в тыл. Карп и я уже были
по разу ранены до того. Карпу осколок пробил каску, застрял в коже головы.
Не прошло и года войны, как мы остались с Федей вдвоем. А здесь Великанов,
неизбранный вождь нашей компании, ближайший друг мой. В голову шло... Вместе
работали в одном институте, рядом живем, вместе начинали альпинизм и лыжи,
четверо детей у него, малютки совсем. (Одна дочь уже умерла в Ленинграде.) А
как же он будет кататься на горных лыжах. Он их так любит... и другое всякое
шло. Войне конца не видно, это уже ясно, что-то предстоит нам с Федей в этой
каше. А он отвоевал уже и будет жив. (После войны Карп с протезом катался на
горных лыжах и ходил через перевалы).
Сколько времени прошло - не знаю. Вышел Колокольцев. "Плохо
дело, -сказал он жестко, - придется резать". Я (уже совсем на уровне слез):
"Прошу вас отрезать поменьше". Колокольцев вошел в операционную, раздвинул
занавесь-стенку и сказал: "Просуньте сюда голову".
Я снял шапку и вдвинул голову в щель, оставаясь в предбаннике. Он
закрыл меня занавесом.
- Чувствуете, какая вонь?
- Да! Пахнет ужасно.
- Это так пахнет от вашего друга. Это запах газовой гангрены. Она
начинается. Нужно срочно оперировать.
- Отрезайте, - сказал я, - поменьше. Он альпинист, горнолыжник.
- Не знаю! Не знаю! - ответил Колокольцев.
Алеша отрезал очень мало, потом делал отрезы еще три раза и сохранил
Карпу колено. За это стал нашим другом навсегда.
На этом, конечно, не все кончилось. Были еще операции в городе Кунгур,
куда его отправили из санроты.
Карпа увезли на Урал, а мы с Федей остались вдвоем. Вдвоем ... Шла зима