"Лев Рубинштейн. Альпинист в седле с пистолетом в кармане " - читать интересную книгу автора

Безотказность абсолютная, но... где его хозяин?.. Суеверия на войне - дело
серьезное. Одного хозяина убило, а нового?.. И я пошел по второму кругу,
опять навесил на бок к большой приятности, "ТТ", и с этим уже не расставался
до конца. А когда демобилизовался, привез домой кожаную кобуру (бывшую
вначале новой, желтой), с протертой о шинель дыркой. Она висит у меня в
мастерской вместе с офицерской планшеткой и теперь.
Пристрастие к оружию было у всех офицеров. Начальник санслужбы майор
Пронин носил винтовку с оптическим прицелом (весьма дефицитную вещь, на
одном уровне с ручными часами). Начальник связи обзавелся "Шмайсером",
носимым за ним ординарцем (немецкий солдатский складной автомат).
Я часто вспоминал погибшего друга, альпиниста, Ваню Федорова, в самом
начале войны обзаведшегося маузером, на зависть всей нашей компании. Ваня
воевал Финскую, и пристрастию к оружию был подвержен раньше всех нас.
Давление военной машины уменьшалось. На третьем году мы охорошились как
дрозды на рябине, и когда началось большое наступление, страх прошел, а риск
и опасность стали нравиться, они электризовали апатию, делали жизнь веселой.
Всякий день были новости. Но пока мины и осколки летели мимо, я превзошел
военную дипломатию. Однажды комбриг сказал начальнику штаба: "Был я у
командующего армией, и он похвалил наш штаб. Раньше, говорил он, мои
оперативники все ругали вашу бригаду! Никогда оперсводки вовремя не
приходят. А теперь говорят, лучше всех. Кто у вас там нашелся такой
молодец?" Оказалось - это я. И начальник штаба меня возлюбил. А я ухмылился
в свои только что отпущенные усы. Заступив на должность ПНО-1, что значит
помощник начальника оперотдела бригады, я скатал в оперотдел Штарм-8 (штаба
8-й армии). Познакомился с майором Кондратьевым, ответственным за сводки в
штабе фронта и собирающего их со своих соединений. Естественно, я привез с
собою два литра водки (полученной мною от начальника тыла майора Сыса
способом, описанным выше). И я, старший лейтенант, и еще три майора из
оперотдела часик провели, отдыхая, в дальней аккуратной землянке штарма.
Месяца через два, добыв еще четыре поллитра, я собрался навестить милую
компанию - трех майоров, но за день до этого появляется майор Кондратьев
"проверять" наш штаб. Мы оба обрадовались встрече. Я приказал Кролевецкому
поджарить большую сковородку сала с картошкой, и мы сели обедать.
Я объяснил майору, ставя на столик поллитровку, что у меня есть еще
три. Мы их спрячем в сумку, ты возьмешь их с собой. Завтра я приеду, и будем
обедать у вас.
На фронте было затишье. Беседа была приятной, вспоминали друзей, и,
конечно, о бабах, званиях и орденах, и, конечно, мы решили, что для
завтрашнего обеда хватит двух, затем согласились оставить одну и, наконец,
поняли, что одна поллитровка на четверых - это неприлично. Я не очень помню
тем, затронутых на проверке, однако на следующее утро, уходя, майор сказал:
со сводками не надрывайся, ты мужик славный. Если что - сообщи по телефону
главное. Я уверен в тебе, ты не подведешь.
Следует сказать, что донесения мы отправляли трижды в день с нарочным
верховым или мотоциклистом (если были дороги), телефонных донесений штаб от
нас не принимал (говорили: потом откажетесь).
Больше всего штаб боялся оказаться неосведомленным. Командир бригады
позвонит командующему и сообщит, а тот спросит штаб, а штаб не знает. Это
позор.
Штаб должен все знать раньше. Вдруг противник начал атаку. Вдруг у него