"Ганс-Ульрих Рудель. Пилот "Штуки" (про войну)" - читать интересную книгу автора

лицо Лемана, бортового стрелка у Стина. Каждую секунду он ожидает, что я
срежу хвост их самолета своим пропеллером и протараню их. Я увеличиваю угол
пикирования. Теперь он наверняка почти 90 градусов. Я чудом проскакиваю мимо
самолета Стина буквально на волосок. Предвещает ли это успех? Корабль точно
в центре прицела. Мой Ю-87 держится на курсе стабильно, он не шелохнется ни
на сантиметр. У меня возникает чувство, что промахнуться невозможно. Затем
прямо перед собой я вижу "Марат", больший, чем жизнь. Матросы бегут по
палубе, тащат боеприпасы. Я нажимаю на переключатель бомбосбрасывателя и
тяну ручку на себя со всей силы. Смогу ли я еще выйти из пикирования? Я
сомневаюсь в этом, потому что я пикирую без тормозов и высота, на которой я
сбросил бомбу, не превышала 300 метров. Во время инструктажа командир
сказал, что тонная бомба должна быть сброшена с высоты одного километра,
поскольку именно на такую высоту полетят осколки и сброс бомбы на меньшей
высоте означил бы возможную потерю самолета. Но сейчас я напрочь забыл это -
я собираюсь поразить "Марат". Я тяну ручку на себя со всей силы. Ускорение
слишком велико. Я ничего не вижу, перед глазами все чернеет, ощущение,
которое я не никогда не испытывал прежде. Я должен выйти из пикирования,
если вообще это можно сделать. Зрение еще не вернулось ко мне полностью,
когда я слышу возглас Шарновски: "Взрыв!".
Я осматриваюсь. Мы летим над водой над водой на высоте всего 3-4
метров, с небольшим креном. Позади нас лежит Марат, облако дыма над ним
поднимается на высоту полкилометра, очевидно, взорвались орудийные погреба.
"Мои поздравления, господин лейтенант!".
Шарновски - первый. Тут же в эфире начинается галдеж - поздравления
сыпятся с других самолетов. Со всех сторон я слышу "Вот так зрелище!"
Постой-ка! Неужели я узнаю голос командира полка? Я испытываю чувство
возбуждения, как после успешного легкоатлетического соревнования. Затем я
представляю, как будто всматриваюсь в глаза тысяч благодарных пехотинцев.
Идем назад на низкой высоте по направлению к побережью. "Два русских
истребителя", рапортует Шарновски.
"Где они?"
"Преследуют нас. Они летят над своим флотом прямо в разрывах зенитных
снарядов. Сейчас их свои же и собьют".
Это многословие и, помимо прочего, волнение в голосе Шарновски - нечто
новое для меня. Этого никогда с ним раньше не случалось. Мы летим вровень с
бетонными блоками, на которых установлены зенитные орудия. Мы можем снести
артиллерийскую прислугу в море своими крыльями. Они продолжают стрелять в
наших товарищей, атакующих другие корабли. На мгновение все заволакивает
колонна дыма от сраженного "Марата". Грохот там, у поверхности воды должно
быть ужасный, потому что зенитчики замечают мой самолет только когда он
ревет прямо над их головами. Затем они разворачивают свои орудия и стреляют
мне вдогонку, не обращая внимания на основный строй, летящий выше. Удача
меня не покинула. Тут все полно зенитками, воздух насыщен шрапнелью. Сейчас
пересекаю прибрежную полосу. Эта узкая полоса - опасное место. Я не набираю
высоту, потому что не смогу сделать это достаточно быстро. Поэтому я остаюсь
внизу и пролетаю над самыми головами русских. Они в панике бросаются на
землю. Затем Шарновски вдруг кричит: "Рата" заходит сзади!"
Я оглядываюсь и вижу русский истребитель в 100 метрах за нами.
"Шарновски, стреляй!" Шарновски не издает ни звука. Иван проносится мимо на
расстоянии всего несколько сантиметров. Я пытаюсь маневрировать. "Ты что,