"Вадим Руднев. Диалектика преследования" - читать интересную книгу автора

не сегодня, а в середине 1970-х годов и что этого приятеля звали Александр
Солженицын или Владимир Войнович. Их действительно преследовал КГБ (кстати,
неслучайно, конечно же, что диссидентов тех времен объявляли параноиками и
шизофрениками и сажали в психушку, - вот еще один исторический пример
двойного симметричного описания; по-видимому, не только органы, но и большая
часть советского народа была согласна с тем, что диссиденты - сумасшедшие).
Сообразуясь с Лаканом, мы можем сказать, что Войнович, которого пытались
отравить, был субъектом желания КГБ. То есть Войнович в соответствии со
схемой из "Случая Шребера" Фрейда, отрицая свою тайную любовь ко всему
советскому (которая, в общем, проглядывает в его произведениях - например,
про Чонкина), спроецировал ее как ненависть к ней, с тем, чтобы его
преследовали как диссидента. (Менее шокирующе это рассуждение могло бы
выглядеть так: Войнович, разделяя со своим поколением свою прежнюю любовь к
советской власти и Сталину, спроецировал ее как ненависть к себе со стороны
органов).
В этом рассуждении, помимо его парадоксальности, должно быть некое
рациональное зерно. Была ли в наших диссидентах некая паранойяльная жилка?
Не будем отрицать очевидного - была. Эта паранойяльность, подозрительность,
стремление бороться за правду, проективно притягивала к себе служителей
закона. Другими словами, не было бы Пушкина - не было бы Дантеса. Дантес -
это объект желания Пушкина. (Здесь нельзя не вспомнить столь любимую
психоаналитиками тему зависимости между паранойей и гомосексуализмом:
паранойя - присущая субъекту боязнь контроля над собой, то есть боязнь того,
что тебя "опустят" [Freud 1981, Ференци 2000 МакВильямс 1998].)
Итак, наш приятель, которого преследуют масоны, - такой же параноик,
как Солженицин и Войнович. Во всяком случае, психушка одинаково грозила и
им, и ему. И тот факт, что мы-то знаем, что те были нормальные, а этот
действительно не в себе, говорит лишь о специфике нашего употребления слова
"знать" и всего, что связано с этой проблематикой (см. классическую статью
[Малкольм 1987], а также мою "полемику" с Витгенштейном [Витгенштейн 1994,
Руднев 1997]).
Можно было бы возразить, что Войновича и Солженицына на самом деле
преследовал КГБ. Но этот кажущийся непоколебимым критерий, в соответствии с
которым, если параноик утверждает, что жена ему изменяет, а наш приятель -
что его преследуют масоны, то это обязательно не соответствует
действительности, - не всегда работает. Бывает так, что бред бредом, а
реальность реальностью, то есть что жена ревнивца действительно ему
изменяет, что эротоман действительно пользуется всеобщей любовью, а
пострадавшего от масонов на самом деле преследовали какие-то тайные
организации. Бред может возникнуть вообще независимо от реальных событий, а
может быть и спровоцирован этими реальными событиями (см. напр. [Куперман,
Зислин 2001]).
Здесь мы должны в дальнейшем будем разделять паранойяльный, чисто
проективный, и параноидный, экстраективный бред. Фундаментальное их отличие
заключается в том, что при паранойяльном бреде имеет место лишь проекция
желания субъекта на неких реальных персонажей или некие реальные
организации. Условной границей между паранойяльным и параноидным бредом
является наличие галлюцинаций (экстраекция) (подробно об экстраекции см.
[Руднев 2001]). Если преследователь предстает в образе конкретно зримых
бредово-галлюцинаторных угрожающих персонажей или враждебных голосов, то это