"Вадим Руднев. Диалектика преследования" - читать интересную книгу автора

тебе, это не символ - это реальная вещь". И эта реальная вещь и есть
преследователь. Он выходит из реальности в психоз посредством преодоления
знаковости, превращения паранойяльных знаков в запредельные экстраективные
вещи. Галлюцинации - это уже не знаки, они воспринимаются не как символы
чего-то или кого-то, а как сами эти кто-то и что-то. Вот почему так важна
депрессия в формировании шизофренического персекуторного мышления. (В случае
парафренного бреда величия, как можно предположить, имеет место гипомания
(см. также [Руднев 2001b]); будучи обратной стороной депрессии, она делает
по сути то же самое - превращает знаки особого отношения к субъекту в
значительность самого субъекта, превращает самого субъекта из символа
преувеличенного отношения в живую вещь, субъект величия - Наполеона, Иисуса
и т. п.).
Парадоксальным образом, паранойяльная проекция, помноженная на
депрессивную интроекцию как результат псевдометаболизма, дает в качестве
синтетического возврата нечто гораздо большее, чем проекция, - экстраекцию.
И если уже мы прибегли к телесно-организмической метафорике Ф. Перлза, то
можно сказать, что после того как на депрессивной стадии личность пытается
переварить интроекцированный проект и у нее ничего не получается, он
выделяется, экстраецируется наружу во всей своей запредельной
инореальностной материальности - в виде кала [Перлз 2000]. Это и есть
преследователь-экстраект, большой "Плохой", который уже не имеет ничего
общего с посюсторонней семиотикой, - это психотическая реальность, это
мистер Хайд.
Откуда же берется Преследователь, из каких образов он материализуется?
Таких образов, кляйнианских первичных объектов, немного - всего три, в
сущности: мать, отец и сам субъект. Человеку достаточно в подходящий момент
посмотреть на себя в зеркало, и образ преследователя готов. Вот он, самый
страшный преследователь, само Я, преследующее alter ego. Р. Лэйнг пишет по
этому поводу:
У игры с зеркалом могут быть своеобразные варианты. Болезнь у одного
человека началась совершенно явно, когда он взглянул в зеркало и увидел там
кого-то другого (по сути - свое собственное отражение) - "его". "Он" должен
был стать его преследователем в параноидальном психозе. "Он" был
подстрекателем заговора с целью его убить (то есть пациента), а он пациент
должен был "стрелять в "него"" (в свое отчужденное "я")
[Лэйнг 1995: 124]
Здесь нельзя не вспомнить лакановскую стадию зеркала, которая отмечена
у младенца после шести месяцев, когда формируется целостный образ
собственного я, то есть после преодоления депрессивной позиции. (Известно,
что Лакан, не жаловавший никого из наследников Фрейда, делал некоторое
исключение именно для Мелани Кляйн. Поэтому не случайно их концепции
развития отчасти коррелируют). Итак, если депрессивная позиция, позиция
формирования целостного объекта как вещи, проходит удачно, то следующая за
ней стадия зеркала являет собой радостное зрелище узнавания собственного
образа и ликования по этому поводу. Но если все складывается не так удачно,
то стадия зеркала может приобрести драматический и даже
гротескно-трагический характер. На своем не всегда понятном языке Лакан
пишет об этом следующее:
Стадия зеркала, таким образом, представляет собой драму, чей внутренний
импульс устремляет ее от несостоятельности к опережению, - драму, которая