"Вадим Руднев. Диалектика преследования" - читать интересную книгу автора

фабрикует для субъекта, попавшегося на приманку пространственной
идентификации, череду фантазмов, открывающуюся расчлененным образом тела, а
завершающуюся формой его целостности, которую мы назовем ортопедической, и
облачением наконец в ту броню отчуждающей идентичности, чья жесткая
структура и предопределит собой его умственное развитие. Таким образом,
прорыв круга Innenwelt в направлении к Umwelt порождает неразрешимую задачу
инвентаризации "своего Я".
Это расчлененное тело - термин, тоже включенный нами в нашу систему
теоретических отсылок, - регулярно является в сновидениях, когда анализ
достигает в индивиде определенного уровня агрессивной дезинтеграции.
Появляется оно в форме разъятых членов тела и фигурирующих в экзоскопии
органов, вооружающихся и окрыляющихся для внутриутробных гонений - тех
самых, чье приходящееся на пятнадцатый век восхождение в воображаемый зенит
современного человека навеки запечатлено в живописных видениях Иеронима
Босха
[Лакан 1997: 11]
Действительно, картины великого художника-психотика полны изображений,
которые напоминают бредово-галлюцинаторные видения, чей центральный образ,
конечно, не что иное как преследование, прежде всего преследование грешников
в аду. Преследователь как часть отколовшейся самости Я может принимать
другие обличья, но может и выступать как преследующее второе Я, как это
показано у Саши Соколова в романе-исповеди шизофреника "Школа для дураков",
где второе "Я" неотступно следит за героем и старается навредить ему.
Цель этого преследования - уничтожение одного Я другим. То есть это не
что иное как персекуторный, шизофренический вариант депрессивного суицида.
Это еще одно косвенное подтверждение депрессивной основы шизофренического
персекуторного бреда (в мировой литературе наиболее яркий пример - суицид,
совершаемый набоковским Лужиным, осознавшим, что проиграл в параноидной
шахматной схватке с неведомым шахматным преследователем).
Вот что пишет об этом Р. Лэйнг, приводя конкретные примеры из
клинической биографии своей пациентки-шизофренички:
Теперь она заговорила о двойном бытии: "Существуют две меня... Она -
это я, а я все время она". Она слышала голос, велевший ей убить мать, и она
знала, что этот голос принадлежит "одной из моих я" "...·
Таким образом, несмотря на страх потерять свое "я", все ее усилия
"взять реальность обратно" включали в себя не бытие самою собой, а попытки
убежать от своего "я" или убить свое "я" продолжали использоваться в
качестве основных защит "...·
Индивидуума заставляет "убить самого себя" не только давление тревоги,
но и ощущение вины, которое у подобных людей имеет особо радикальный и
сокрушительный характер и, по-видимому, не оставляет субъекту места для
маневра
[Лэйнг: 163]
(Заметим, что ощущение вины также носит безусловно депрессивный
характер.) Характер преследующего другого Я может быть двоякий, это может
быть воплощение как низших инстинктов, id, так и высшей ментальной
активности, совести, Сверх-Я. Об этом обмолвился невзначай Фрейд, не очень
интересовавшийся бредом преследования, в работе "Das Unheimliche", где он
писал, что "в патологическом случае грезовидения" (то есть при
галлюцинациях) Сверх-Я "обособляется, откалывается от Я" [Фрейд 1994: 273].