"Вадим Руднев. Феноменология галлюцинаций" - читать интересную книгу автора

[Кемпинский 1998: 135]
Даже если в самой галлюцинации нет ничего чудесного, например, больной
видит просто какие-то узоры на стене, которых объективно не существует, то
сама идея восприятия того, чего нет, носит алетический характер, так как с
обыденной точки зрения "этого не может быть". Более того, можно сказать, что
в обыденной жизни сфера экстраекции - это единственное место (и время),
когда вообще возможно проявление чудесного. Можно даже высказать
предположение, что идея чудесного в принципе могла возникнуть только потому,
что люди время от времени сходили с ума (по аналогии с идеей Н. Малкольма о
том, что понятие сновидения могло возникнуть только потому, что люди время
от времени рассказывали друг другу свои сновидения [Малкольм 1993])
(сопоставление феноменологического статуса сновидений и галлюцинаций см.
ниже). В принципе, правда, можно сказать и наоборот - что сны и безумие
могли возникнуть только как вместилища чудесного. Об этом сказано у
Достоевского словами Свидригайлова, который был галлюцинантом:
Привидения - это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их
начало. Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть, потому что
здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить
одною здешнею жизнью, для полноты и для порядка. Ну а чуть заболел, чуть
нарушился земной порядок в организме, тотчас и начинается сказываться
возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим
миром больше, так что когда умрет совсем человек, то прямо и перейдет в
другой мир.
Так или иначе, экстраективное отношение к миру совершенно явственно
окрашено в алетический модальный план, то есть экстраективный мир - это
алетический нарративный мир (о нарративных мирах см. [Dolezel 1979, Руднев
1996, 2000]). Главной характеристикой этой модальности является смена
оператора "невозможно" в модальном высказывании на оператор "возможно".
Можно сказать даже, что в обыденном сознании понятие "невозможное", с
одной стороны, и "галлюцинация" и бред, с другой, являются синонимами. Когда
человек сталкивается с чем-то необычным, он говорит: "Это невозможно, бред
какой-то!". Столкновение с чудесным настолько сращено с идеей экстраекции,
что, когда человек не готов к встрече со сверхъестественным, он
интерпретирует происходящее с ним экстраективно. В этом плане характерно
место в романе "Мастер и Маргарита", когда Воланд спрашивает Мастера, верит
ли тот, что перед ним действительно дьявол: "- Приходится верить... но,
конечно, гораздо спокойнее было бы считать вас плодом галлюцинации".
Ср. также фрагмент в "Лекции об этике" Витгенштейна, где он говорит о
том, что чудо невозможно феноменологически встроить в обыденное сознание и
поведение:
Все мы знаем, что в обычной жизни называется чудом. Это, очевидно,
просто событие, подобного которому мы еще никогда не видели. Теперь
представьте, что такое событие произошло. Рассмотрим случай, когда у одного
из вас вдруг выросла львиная голова и начала рычать. Конечно, это была бы
самая странная вещь, какую я могу только вообразить. И вот, как бы то ни
было, мы должны будем оправиться от удивления и, вероятно, вызвать врача,
объяснить этот случай с научной точки зрения и, если это не принесет
потерпевшему вреда, подвергнуть его вивисекции. И куда должно будет деваться
чудо? Ибо ясно, что когда мы смотрим на него подобным образом, все чудесное
исчезает