"Вадим Руднев. Феноменология галлюцинаций" - читать интересную книгу автора

его нелегкой жизни.
То же самое можно сказать и о случае Боэция ("Утешение Философией").
Если этот случай действительно имел место, то это была экстраекция, которая
послужила медиативным снятием неразрешимого жизненного противоречия.
Тем временем, пока я в молчании рассуждал сам с собою и записывал
стилем на табличке горькую жалобу, мне показалось, что над моей головой
явилась женщина с ликом, исполненным достоинства, и пылающими очами,
зоркостью своей далеко превосходящими человеческие, поражающими живым
блеском и неисчерпаемой притягательной силой; хотя была она во цвете лет,
никак не верилось, чтобы она принадлежала к нашему веку. Трудно было
определить и ее рост, ибо казалось, что в одно и то же время она и не
превышала обычной человеческой меры, и теменем касалась неба, а если бы она
подняла голову повыше, то вторглась бы в самое небо и стала бы невидимой для
взирающих на нее людей
[Боэций 1990]
Сначала галлюцинация явилась перед философом зрительно, затем она
заговорила с ним на "базовом языке" (базовом в том смысле, что он не касался
повседневной жизни и ее кажущихся противоречий).
По-видимому, ситуация экстраективного "утешения Философией" является
достаточно универсальной в мировой культуре. Еще один яркий пример -
"Бхагаватгита". Предводителю пандавов Арджуне, фрустрированному "двойным
посланием": с одной стороны, долг кшатрия повелевает сражаться, с другой,
противники - ближайшие родственники, кузены, - является бог Кришна и в
длительной беседе (составляющей содержание поэмы) снимает все противоречия.
Но даже когда галлюцинация не утешает, а угрожает, что чаще всего и
бывает при параноидной шизофрении, она все равно в каком-то смысле является
защитой против хаоса распада личности. Так Бинсвангер, анализируя случай
Лолы Фосс, пишет, что когда у пациентки начался бред, она справлялась с ним
легче, чем когда она существовала в пограничном состоянии, потому что
последняя ситуация была более стабильной альтернативой реальному миру. В
терминах Dasein-анализа Бинсвангер пишет об этом так:
Вторая альтернатива - проигрывание себя миру - не противоречит
гипотезе, что существование в тревоге хватается за ничто мира; потому что,
проигрывая себя миру, существование вообще не делает попытки схватиться за
мир, поэтому не находит ничего, с помощью чего оно может понять себя, но
придумывает себе мир. Это означает, что существование больше не растрачивает
себя в беспокойном ожидании [im besorgenden Gewartigen], в раскрывании и
контролировании вечного положения дел в мире, но что теперь оно растрачивает
себя только на нынешнее положение дел, которое раз и навсегда определено
Ужасным - то есть, в ситуации постоянно присутствующей опасности. Отданное в
руки постоянной угрозы со стороны омиренного Ужасного и парализованного его
превосходящей силой Dasein больше не в состоянии понять мир как опасность,
подлинное свободное понимание "я" тоже прекращается. Бытие-в-мире больше не
предполагает беспокойство как форму решительного действия, но только в
смысле само-отрекающегося мечтания об опасности
[Бинсвангер 1999: 273]
Ср. рассуждения Хайдеггера об ужасе, которыми, вероятнее всего, навеяны
вышеприведенные строки Бинсвангера:
Каково феноменальное отличие между тем, от чего ужасается ужас, и тем,
от чего страшится страх? О т - ч е г о ужаса не есть внутримирное сущее.