"Вениамин Семенович Рудов. Черная Ганьча " - читать интересную книгу автора

Без Веры все изменилось.
Обогнув спортгородок и пройдя через калитку за высокую ограду заставы,
Суров хотел было направиться в канцелярию, где теперь отдыхал, возвращаясь с
границы. Он посмотрел в сторону домика, просто так, механически. И замер,
остановясь. У него вдруг пересохло во рту и по спине пробежал холодок. С ним
всегда так случалось в минуты волнения. Окна квартиры были настежь раскрыты,
на веревке, натянутой от стойки крыльца до старой груши перед домом,
сушились его, Сурова, одежда и домашние вещи - ватное одеяло, коврик, два
кителя и шинель. Еще какие-то вещи были развешаны под навесом крыльца, но
Сурова они не интересовали, как, впрочем, и все имущество.
"Вера приехала!" - обожгла догадка.
Ему стало жарко. Он, обычно спокойный, а по определению Веры, даже и
флегматичный, как "каракумский верблюд", вдруг растерялся. Нежданное
возвращение - не похоже на рассудительную Веру: она бы телеграммой
предупредила.
Растерянность длилась недолго. От калитки, где он остановился, до дома
было ровно сто пять шагов. Сто пять "пограничных" шагов по выложенной
кирпичом и посыпанной желтым песком дорожке. В обычной обстановке расстояние
покрывалось в полторы неторопливых минуты. Суров пробежал их за пятнадцать
секунд и с бьющимся сердцем взлетел на крыльцо, проскочил в переднюю. И
увидел седую голову матери.
Она обернулась к нему, вытерла руки о передник, пошла навстречу, пряча
счастливую улыбку.
- Здравствуй, Юрочка. - Поздоровалась так, будто рассталась с сыном
вчера. И чмокнула его в щеку.
Суров обнял ее и, отступив, хотел спросить, почему вдруг она приехала,
не предупредив. Мать, упреждая вопрос, сказала:
- Что меня встречать - я не генерал.
Плескаясь под рукомойником, Суров думал о матери. Приезд ее,
безусловно, Юрия обрадовал, он любил мать, как любят только мать, с нею было
по-домашнему спокойно, уютно. Он поймал себя на том, что предвкушает
удовольствие от приготовленного матерью завтрака - это тебе не стряпня
заставского повара из солдат-первогодков. И при всем этом ощущал некое
чувство досады, что ли. И неловкости одновременно. Неловкости перед матерью,
потому что ошибка его огорчила. Если бы Вера с Мишкой...
За завтраком он и мать избегали разговора о Вере. Мать подкладывала ему
жареного мяса, картошки, приправленной чесноком и перцем - по-туркменски.
Приятно было сидеть за столом, накрытым хрустящей накрахмаленной скатертью.
И она, эта скатерть, и под цвет ей льняные, тоже накрахмаленные салфетки
Сурова нисколько не удивили: он помнил их с детства, привык к ним. И то, что
мать привезла сейчас эти немудреные вещи, чтобы как-то скрасить ему быт, он
воспринял как должное.
Вот если бы такое внимание оказала ему Вера! Он бы, конечно, похвалил
ее за вкусный завтрак и нарядно убранный стол. Такие мысли его рассердили:
"Вера, Вера". Будто она весь свет застила. Досадуя на себя, отодвинул
тарелку, поднялся, поцеловал мать. Поцелуй получился не очень искренним -
мать не обманешь. Она легонько шлепнула его по губам своей мягкой и теплой
ладошкой, почему-то потерла щеку в том месте, к которому он только что
прикоснулся губами.
- Поди-ка ты лучше спать, - сказала она.