"Мануэль Ривас. Она, проклятая душа" - читать интересную книгу автора

этом пылко говорил Фермин в своих проповедях во время неформальных месс,
которые община называла "ассамблеями народа Божьего".
И с тех самых пор, заключал Фермин, обращаясь к братьям и сестрам,
официальная церковь стоит на службе Империи. Если бы Христос, сын Божий,
воплощенный в человеке, возвратился сегодня в наш мир со своими учениками,
людьми простыми и необразованными, и со своими неблагонадежными друзьями -
проститутками, прокаженными и бродягами, - официальная церковь, в этом
можете не сомневаться, осудила бы Его. И со свойственным ей лицемерием
позволила бы совершиться распятию. И все согласно кивали, потому что Фермин
говорил вещи общеизвестные, и не один епископ втайне подписался бы под этими
словами, потому что с церковью произошло то же, что происходит с чистым
золотом, когда его смешивают с фальшивым, - новый сплав теряет всякую
ценность.
Но они, то есть эта община, верили по-настоящему. Они были золотой
ветвью. А среди прочих он и Ана - самые пылкие, самые горячие поборники
обновленной веры.
Среди бесчисленных пылинок, парящих в воздухе, он пытается отыскать
две, которые хоть чем-нибудь обратили бы на себя внимание, хоть чем-нибудь
отличались бы от остальных. Он видит, как Ана встает. На ней красный пиджак,
белая блузка с кружевами закрывает прекрасно вылепленную грудь, сквозь
прихотливый узор просвечивает кожа. (Словно сантеро * украсил тело
деревянной статуи Девы Марии.) Нижняя губа подрагивает в тике, как будто
тело таким образом на что-то жалуется, и на губе мерцают некогда загадочные
метафоры из "Песни Песней". Как лента алая губы твои, и уста твои любезны.
Как половинки гранатового яблока - ланиты твои под кудрями твоими. Шея твоя,
как столп Давидов, сооруженный для оружий. Ана идет решительно, пожалуй даже
слишком решительно, к амвону и продолжает чтение Евангелия от Матфея:
______________
* Сантеро - хранитель церковной утвари.

"И когда вошел Он в лодку, за Ним последовали ученики Его. И вот,
сделалось великое волнение на море, так-что лодка покрывалась волнами; а Он
спал. Тогда ученики Его, подошедши к Нему, разбудили Его и сказали: Господи!
спаси нас: погибаем. И говорит им: что вы так боязливы, маловерные? Потом
встав запретил ветрам и морю, и сделалась великая тишина. Люди же удивляясь
говорили: кто Этот, что и ветры и море повинуются Ему?"
Не покидать лодку - даже во время бури. К такому решению они в конце
концов и приходили, когда во время месс, больше похожих на ассамблеи,
спорили о том, следует или нет покинуть лоно официальной церкви и начать все
заново - как он, Фермин, с облегчением сменил сутану на джинсы. Только в
особых случаях, скажем посещая умирающего, дабы не оскорблять чувства самых
консервативных прихожан, которые не принадлежали к базовой общине, он
облачался как положено clergyman'у - и тогда жесткий воротничок
металлическим обручем сжимал ему горло.
Как сейчас, в Ветусте.
Он приехал сюда, чтобы навестить умирающего. Своего дядю Хайме,
больного раком.
В юности Фермин ходил с дядей на охоту. И теперь вспоминал эти походы
как пытку. Всякая охота требует тишины, говорил дядя Хайме, но охота на птиц
требует тишины абсолютной. Полнейшей. И, говоря это, он впивался в него