"Н.М.Румянцева. Карандаш (мемуары)" - читать интересную книгу автора

очень точно связана с событиями дня, то я хочу обратить внимание на то,
что и режиссерское, и актерское решение подобных сценок у популярных
клоунов тоже очень точно связано со временем. Сравним например,
злободневную сценку из репертуара Виталия Лазаренко и сценку из репертуара
Карандаша.

Шпрехшталмейстер. Кто дал Гоголю сюжет "Мертвых душ"?
Лазаренко. Отвечаю без промедленья:
Канцелярия совучрежденья.
Шпрехшталмейстер. Почему?
Лазаренко. Сидят там мертвые души
И бьют баклуши.
Шпрехшталмейстер. Почему кино называется "великий немой"?
Лазаренко. Потому что там много картин разных,
Но главным образом буржуазных.
Шпрехшталмейстер. Причем же здесь "великий немой"?
Лазаренко. А потому, что рабочий смотрит
на экран с тоской и говорит:
"Великий, но не мой..."

Или такая реприза:

Лазаренко. Эй, молодежь, садись за книгу!
Бери науку за бока.
И по-советски к знаньям прыгай,
Освоив технику прыжка!
(Клоун прыгает.)

Так выступал "красный народный шут" Виталий Лазаренко в 20-х годах. Для
этого клоуна самый важным был приндип: "Утром в газете, вечером в
куплете". Новостей было много, и он торопился рассказать их с манежа. Он
очень торопился. И пользовался на арене теми же формами общения, какие
наблюдал в жизни. Вся страна митинговала и дискутировала. Лазаренко вел
себя на арене, как оратор. Он говорил громким и уверенным голосом, часто
пользовался лозунгами, но не стремился проникнуть в суть явлений и вещей.
Чаще всего он только говорил о них языком цирка, констатировал или
утверждал. И с точки зрения его эпохи это было абсолютно верно. Время было
такое - надо было агитировать.
А вот злоба дня, как ее понимал Карандаш. 30-е годы были годами
рекордов, годами стахановского движения. Страна вершила индустриализацию.
Разумеется, дело не обходилось и без липовых рекордсменов. Так порой
вокруг маленького дела начиналась большая шумиха. А большое дело
компрометировалось, опошлялось подобными действиями.
Карандаш не мог оставаться в стороне от подобных фактов и по-своему,
по-клоунски их комментировал. Он выходил на манеж в сопровождении своей
собачки. Доставал тарелку, нож, несколько сосисок. Оркестр играл бравурную
музыку. Клоун неторопливо разрезал ножом сосиски на мелкие кусочки и
раскладывал на тарелке. Наконец, все было готово. Барабаны выбивали
парадную дробь. Манеж был исполнен торжественности. Сейчас совершится
нечто экстраординарное, то, ради чего было столько приготовлений. Когда