"Бертран Рассел. Автобиография" - читать интересную книгу автора

рассказывали, что в детстве она как-то свалилась с кровати и забормотала
со сна: "Съехала подушка, и я низко пала". Рассказывали также, что,
наслушавшись разговоров взрослых о сомнамбулизме, она ночью поднялась с
кровати и стала бродить на манер лунатиков. Старшие, от которых не
укрылось, что сна у нее нет ни в одном глазу, договорились не касаться
этой темы. Наутро, так и не дождавшись ни слова о вчерашнем, она не
выдержала и спросила: "Разве никто не видел, как я вчера ходила во сне?"
Способность брякать глупости не изменила ей и в дальнейшем. Как-то раз ей
потребовался кеб для троих седоков, и, решив, что двуколка маловата, а
четырехколесный экипаж великоват, она распорядилась, чтобы лакей нанял
трехколесную карету. В другой раз, когда она уезжала на континент и ее
провожал тот же лакей по имени Джордж, она высунулась из окна в миг, когда
тронулся поезд, и закричала: "Джордж, Джордж, как ваше имя?", потому что
вспомнила в последнюю минуту, что ей, наверное, понадобится послать ему
хозяйственные распоряжения, а она даже не знает, кому адресовать письмо.
"Джордж, миледи", - ответствовал он, но этого она, увы, уже не услышала.
Кроме бабушки, в Пембрук-лодж жили ее неженатые дети: дядя Ролло и тетя
Агата. В мои первые сознательные годы дядя Ролло оказал на меня большое
влияние, так как часто говорил со мной о науке, а эрудиция у него была
огромная. Всю жизнь он страдал болезненной застенчивостью в столь тяжелой
форме, что не мог заниматься какой-либо деятельностью, предполагавшей
общение с другими людьми, но со мной, пока я оставался ребенком,
чувствовал себя свободно и, случалось, обнаруживал вкус к диковинному
юмору, о чем прочие члены семьи и не догадывались. Помню, как-то я спросил
у него, почему в церквях не стекла, а витражи. Без тени улыбки он поведал,
что прежде там были обычные стекла, но однажды взошедший на кафедру
священник увидел через окно человека с ведром на голове, на которого
вылилась вся побелка, потому что у ведра вылетело дно. У бедного
священника это вызвало такой неудержимый приступ хохота, что от проповеди
пришлось отказаться; вот так в церквях и появились витражи. Когда-то дядя
служил в министерстве иностранных дел, но потом у него ухудшилось зрение,
и в пору, когда я знал его, он не мог ни читать, ни писать. Через
некоторое время зрение восстановилось, но он уже больше не пытался
поступить на регулярную службу. По профессии он был метеорологом, ему
принадлежат ценные выводы о связи между извержением вулкана Кракатау в
1883 году и наблюдавшимися после этого в Англии закатами необычной
окраски, а также голубым цветом луны. Он не раз излагал мне свою систему
доказательств, и всякий раз я слушал его как зачарованный. В первую
очередь благодаря этим беседам во мне проснулся интерес к науке.
Из окружавших меня в Пембрук-лодж взрослых моложе всех была тетя Агата.
Когда меня туда привезли, ей исполнилось двадцать два года, разница между
нами составляла всего девятнадцать лет. В первые годы моего там пребывания
она не раз пыталась заниматься моим обучением, но без особого успеха. У
нее было три цветных мяча: ярко-красный, ярко-желтый и ярко-синий. Взяв в
руки красный, она спрашивала: "Какого цвета этот мяч?" Я отвечал:
"Желтый". Тогда она подносила его к клетке с канарейкой и спрашивала:
"Разве он такой же, как канарейка?" - "Нет", - отвечал я. Но так как я не
знал, какого цвета канарейка, это не помогало. Постепенно я научился
различать цвета, но в памяти осталось только то время, когда мне это не
давалось. Потом она пыталась учить меня чтению, однако это было выше моего