"Арсений Иванович Рутько. Суд скорый... (Повесть) " - читать интересную книгу автора

недели назад вытребовали в Челябинск. Он уехал на перекладных в
сопровождении двух дюжих охранников.
Тогда, помнится, Иван Илларионович, в предчувствии неизбежного
приговора Якутову, с вспыхнувшей вдруг завистью и ненавистью подумал о
Ренненкампфе и Меллер-Закомельском, - каждый из них возил за собой своего
палача, отгородив для него специальное купе в собственном поезде. Все
удобства, как говорится, потому что служат изо всех сил. Интересно будет,
вернувшись в Питер, узнать, сколько за последние два года эти генералы
повесили, сколько тысяч лет каторжных сроков дали?..
И вдруг с необычайной отчетливостью встало в памяти... В девятьсот
пятом Ивану Илларионовичу пришлось осудить на каторгу, на разные сроки,
группу крестьян, разграбивших и сжегших в Тамбовской губернии помещичью
усадьбу. Был тогда на суде девяностолетний старик, седой, сивый весь,
словно поросший мхом, с умными и хитрыми глазами. Он оделся на суд во все
белое, как на смерть...
Иван Илларионович, еще исполненный тогда служебного рвения, спросил
старика: "Ну, а ты, дед, чего полез? Тебе же о смерти думать, а не чужое
добро грабить". Это происходило еще до осуждения Аркадия, до того, как сын
обозвал старого отца мерзавцем. Старик ответил Ивану Илларионовичу: "А мне
от миру не отставать, барин! Куда мир!"
И когда старику вынесли пятнадцать лет каторги, он, выслушав
приговор, недобро усмехнулся в белые усы и спросил Ивана Илларионовича: "А
не многонько ли? Дотяну ли? В долгу перед царем-батюшкой не останусь ли,
барин? Да и себе-то оставил ли годов, не все ли раздал?.."
Капитан настойчиво теребил Ивана Илларионовича за меховой отворот
шинели.
- Как же, Иван Илларионович?
- А это не наше дело! - вскричал вдруг председатель во внезапном
приступе ярости. - Не наше дело - палачество! Наше дело судить! Да-с!
Да-с! А вешают пусть сами! Сами! Приговор передали?
- Да.
- Если осужденный не захочет просить у царя помилования, приговор
приводится в исполнение. Как только Сандецкий его конфирмует. И пусть
делают свое дело. Пусть приво...
Иван Илларионович споткнулся о недосказанное слово и замолчал:
всплыло перед глазами безумное лицо Якутовой и злые глаза ее сына. С какой
ненавистью смотрел этот мальчишка на Ивана Илларионовича, думая, наверно,
что это он, Иван Илларионович, во всем виноват! А он - генерал - самая
обыкновенная пешка в жестокой игре, которой не видно конца...
На улице стало совсем темно, только кое-где бессильно горели
керосиновые фонари, бросая на снег круглые пятна света. Санки скользнули с
середины улицы, скрипнув полозьями, подлетели к крыльцу.
На втором этаже в столовой неярко светились окна. К санкам бегом
подлетел дежуривший у дома городовой, отбросил полость:
- Пожалуйте, ваше превосходительство... К утру, видно, морозца
ждать...
Не вылезая из санок, капитан попрощался.
- Я обо всем позабочусь, Иван Илларионович, - сказал он
сочувственно. - Вы не беспокойтесь и выздоравливайте. Должны же они
кого-нибудь у себя в тюрьме найти. Ну, раскошелятся, заплатят подороже -