"Арсений Иванович Рутько. Суд скорый... (Повесть) " - читать интересную книгу автора

себя хуже.
Зябко передернув плечами, Иван Илларионович постарался отогнать
навязчивые, теперь все чаще и чаще мучившие его воспоминания, - несколько
раз ему по долгу службы, когда он был еще прокурором, приходилось
присутствовать при исполнении смертных приговоров, и эти наполнявшие
ужасом и дрожью картины врезались в память на всю жизнь. Теперь почему-то
они вспоминаются и снятся все чаще - наверно, это и есть старость.
- Ты устал, деда? - уже не первый раз спрашивал Ванюшка, пытливо
заглядывая Ивану Илларионовичу в глаза и теребя его за руку.
- Устал, Иван... Слушай. Я теперь буду тебя звать так же, как
бабушка...
- Жаном?
- Да.
- Хорошо! А я тебя - дедушка Жан! Или, может быть, Джон?
- Как хочешь. Но не Иваном.
Лариса Родионовна, неслышно распоряжавшаяся у обеденного стола,
пытливо взглянула в осунувшееся, посеревшее лицо мужа, и он мельком
оглядел ее.
Несмотря на тяжесть последних двух лет, она все еще была красива и
обаятельна, как и раньше, только синие, глубокие тени, казалось, навсегда
легли под серыми глазами. И волосы стали седыми, не серебряными, а,
скорее, платиновыми, что ли, - такая дорогая, благородная, чуть матовая
седина.
Иван Илларионович никогда не говорил жене, что ему предстояло делать,
не рассказывал или почти не рассказывал о том, как прошел день, но она
всегда безошибочно угадывала эти проклятые его дела, тяжесть которых с
каждым днем все больше и больше пригибала его к земле.
- Жан! Не мешай, пожалуйста, дедушке. Ему надо переодеться.
- Хорошо, бабушка...
В кабинете на столе лежали нераспечатанные письма: два - из
Петербурга, одно - из Иркутска.
Внезапно задрожавшими руками Иван Илларионович несколько минут вертел
конверт, пока не понял, что это письмо от Зигфрида, сослуживца еще по
Санкт-Петербургу.
Последние годы он работал в канцелярии Ренненкампфа, судившего
заговорщиков и бунтарей пятого года в Иркутске, Чите, Улан-Удэ.
Потом, потом!..
Отложив письмо, Иван Илларионович достал из кармана брюк маленький
плоский пистолет и, выдвинув ящик стола, спрятал его, прикрыв бумагами,
полученными на неделе, письмами, на которые он так и не собрался ответить.
Затем, наслаждаясь тишиной и покоем дома, несколько раз прошелся по
кабинету: шаги заглушали ковер. Два окна кабинета были наглухо закрыты
тяжелыми бархатными шторами. Хотя кабинет и помещался на втором этаже,
было невыносимо думать, что кто-то может через окно увидеть его с улицы,
может бросить камень или выстрелить.
Ведь убили же в Гельсингфорсе прокурора сената Ионсона, в Выборге
чуть не убили губернатора Мясоедова, в Варшаве швырнули бомбу в
обер-полицмейстера барона Нолькена, в Баку убили губернатора князя
Нашидзе.
- Дедушка! Ты забыл про обед? - спросил от двери голос Ванюшки.