"Вячеслав Рыбаков. Кот диктует про татар мемуар " - читать интересную книгу автора

"Александр Евграфович" неожиданно позвонил мне домой и попросил о
свидании. Свидевшись и поговорив, по старой дружбе, о том о сем - в
частности, в пух и прах изругав, как сейчас помню, фильм "ТАСС уполномочен
заявить... " и прямо-таки, как товарищ товарищу порассказав, что там якобы в
действительности было с Трианоном и сколько ошибок в этом деле допустила
столичная безопасность, - он вдруг спросил, когда я отправил в Президиум
Академии наук жалобу о том, что меня зажимают и не пускают на стажировку в
Китай.
Мне только икнуть оставалось. Никогда я в Китай не рвался. Да в ту пору
и никто из наших не ездил, столпы востоковедения бились в эту стенку
годами... Так я и ответил. Не писал, не собираюсь, и вообще Коктебель и
Новый Свет не променяю ни на какой Аомынь. Нет, настаивал "добрый", писали,
я вам в следующий раз постараюсь показать копию вашего письма; это очень
плохо, потому что куратор вашего института, человек очень жестокий, похуже
Мищенко, и вдобавок враждебно к вам настроенный, за это письмо ухватился и в
данный момент вовсю под вас копает, и только я могу вас спасти. Но вы со
своей стороны...
Уже ясно, правда? Любой, кто хоть иногда читает детективы, сразу
сообразит, что именно "я со своей стороны" был должен.
Я не смогу пользоваться уважением своих новых коллег, сказал я. В
четверть мозга балакая о чем-то для выигрыша времени, над фразой этой я
думал минут десять. "Добрый" ушел, обещав еще позвонить. И звонил, и
убеждал. У вас же все контакты уже фактически есть! Все возможности, только
шевельнитесь! Вот на днях к вашему Лопушанскому приезжает из-за рубежа
видный специалист по творчеству Тарковского, лично знает многих эмигрантов,
к нашему строю относится отрицательно. Как было бы хорошо, если бы вы смогли
присутствовать при их беседах!
О господи...
А ведь я чуть не согласился.
Отнюдь не страх перед мифическим куратором и копией моего письма
(которую я, конечно, так и не увидел) заставил меня колебаться - хотя страху
были полны штаны, ночей не спал. Отнюдь не соблазн каких-то новых
возможностей и привилегии по слухам, положенных в нашей стране подонкам.
Хуже.
Органическая неспособность решительно говорить "нет".
Ведь живой человек просит! Так просит! Ему же ведь это очень нужно! Я
же его оскорбляю, унижаю тем, что раз за разом ему отказываю! У него же
из-за меня п работе могут быть неприятности!
Дурак дураком...
А "добрый", вероятно, считал, что у меня поджилки трясутся - и пора
подсекать.
Последнее наше свидание происходило ни с того ни с сего в каком-то из
кабинетов управления балета на льду, в доме, соседствующем с нашим
институтом. "Добрый" был решителен, никаких не относящихся к делу разговоров
на этот раз себ не позволял. "Чтобы вывести вас из-под удара, мне пришлось
сказать, что мы с вам уже сотрудничаем. Конечно, фигурировать вы будете не
под своей фамилией. Как отчество вашей матери? Константиновна? Вот вы будете
Константинов".
Я понял - шутки кончились. Ни бластера, ни квантового дезинтегратора
как-то н случилось под рукой, и отнюдь не ждал на набережной гравилет.