"Владимир Рыбин. Трое суток норд-оста (Повесть)" - читать интересную книгу автора

уходящими в синюю даль...
Как это вышло у него, что жизнь пошла не туда, куда мечталось? "Бичи"
с бульвара толковали - не повезло. Верунчик тоже говорила - не повезло, но
имела в виду совсем другое, потому что ничего толком не знала. Бывало,
Гошка удивлялся: слепая, что ли? Потом понял: и впрямь слепая, потому что
верила в него, как в себя, а любила даже больше, чем себя.
Было раз, встретил он замполита со своего "Кишинева". И тот выложил
Гошке его личную жизнь сразу во всех измерениях.
- Ты привык, что в жизни все удается, привык относиться к
существующим благам, как к морю, в котором хоть купайся. Мне рассказывали,
как ты шумел однажды, когда к тебе не пришел по вызову врач. Больного
человека оставили без медицинской помощи! Знаю, как замучил начальника
милиции жалобами на милиционера, который при задержании порвал на тебе
рубашку... Тебя с малых лет носят на руках, сначала дома, потом в
обществе. И ты привык к заботам, уверовал в свою значительность. А от
такого "верования" один шаг до наглой мысли, что все возможно, все
простится. Да, мы, к сожалению, слишком много говорим о правах человека и
слишком мало о его обязанностях перед обществом. Но разве человек может
иметь права, если он не выполняет обязанностей?
- Испортили меня, - сокрушенно кивал Гошка.
- Кто тебя испортил?
- Да вот, вы же говорите...
- Я говорю? - изумился замполит. - Я говорю, что били тебя мало!..
Смешной получился разговор. И Гошка от души хохотал, когда
рассказывал о нем приятелям. Хотя было ему совсем не смешно. Скорее
грустно было. Потому что всем нутром, печенками чувствовал: прав замполит.
Не случайно же на него находило временами, и он устраивал скандалы дома.
Другие злились, что на них никто не обращает внимания. Гошка бесился от
избытка забот. Пока был жив отец, все вроде бы шло нормально. Но в
шестьдесят восьмом старые раны доконали отца. Мать умерла в одночасье от
рака. "Береги братика", - сказала мать Вере за день до смерти. И Вера
полностью взвалила на себя все, что тащила мать. Гошка сначала злился, как
мальчишка, окруженный чрезмерными заботами, потом привык...
- Это ты меня испортила, - как-то сказал он ей под пьяную руку.
Вера проплакала целый день. Гошка ходил вокруг и ругал себя, чтобы ее
успокоить. И успокоил. И все пошло по-прежнему. Уж такая она была: совсем
не могла, чтобы ни о ком не заботиться...
- Эй, Братик! - услышал он сквозь шум ветра. В форточке виднелись
толстые щеки знакомой бабенки со странной кличкой "Шантаклер", одной из
тех, на ком держалась их торговая цепочка. - Что тебя носит под дождем?
- Заботы замучили! - наигранно крикнул он.
- От забот спасаются знаешь где?..
- Иди ты!.. - озлился Гошка. И свернул в улицу, и пошел размашисто,
втянув голову в плечи, как ходил когда-то в мореходке, подражая старым
"морским волкам".
Дома было тихо, чисто и свежо. На столе лежала записка, полная "ахов"
по поводу его внезапного исчезновения.
"Ты, неверно, голодный, - писала Вера. - Поешь горячей картошки, она
на табуретке в кастрюле, завернута в телогрейку..."
Думая о Вере, он вспомнил вчерашнего пограничника и немного