"Евгений Рысс. Страх " - читать интересную книгу автора

он на Разгуляева, смотрел вялым, может быть, слишком вялым взглядом.
- Да, - кивнул головой Разгуляев, - мальчишки тогда увлекались
татуировкой. Смешно вспомнить, но я тоже отдал дань этому увлечению. Был я
влюблен в ученицу параллельного класса. Надю Пищикову. Мне казалось, что
даже фамилия у нее прекрасна. Никто не знал об этой безумной любви, в том
числе, разумеется, и она. Но, чтобы эту любовь увековечить, я вытатуировал
тоже на руке вензель "НП". Любовь прошла при переходе в следующий класс, а
татуировка осталась.
- Она и сейчас у вас? - равнодушно, даже сонно, спросил Рыбаков.
- Нет, - сказал Разгуляев. - Пришлось потом в косметическом институте
снимать. - Он засучил рукав до локтя. - Вот шрам остался.
Пашка наклонился и очень внимательно стал рассматривать шрам.
- Да, - сказал он, - совсем не видно, какие были буквы.
Глухов зевнул и сказал:
- Давайте, товарищи, ложиться спать.
Может быть, мне только почудилось, что была скрытая напряженность в
разговоре Пашки и Разгуляева, может быть, просто перед сном разговорились
два человека о давней горестной, незабытой, но законченной истории, которая
не может иметь никакого продолжения. А может быть, правильно я угадал за
спокойным разговором напряженный поединок, в котором каждая фраза была
нанесенным или отбитым ударом.
Пашка встал, безмятежно потянулся, зевнул и, подойдя к лошади, потрепал
ее по шее. Мы с Глуховым разложили спальные мешки, Разгуляев вытащил из
палатки полотенце. Пашка еще раз потянулся, еще раз зевнул и сказал:
- Пойду прогуляюсь, может, до деревни дойду.
Глухов посмотрел на него удивленно. Такие трудные совершали мы прогулки
днем, что никому из нас ни разу и в голову не пришло еще и вечером
отправляться гулять. Разгуляев, казалось, не обратил внимания на Пашкины
слова, и все-таки я почувствовал, что внутренне он насторожился. А чего ему
было настораживаться? Он же не знал наших обычаев и привычек.
Глухов пожал плечами и полез в спальный мешок. Разгуляев пошел на берег
умываться. Он зевал и потягивался, и каждому было видно, что человек устал,
безмятежно спокоен и думает только о том, как бы скорей улечься и закрыть
глаза.
Слишком часто он зевал и слишком демонстративно потягивался. Уж так-то
потягивался, так-то зевал, что и сомнения ни у кого не могло возникнуть в
его безмятежном спокойствии.
Я достал сигарету и только полез в карман за спичками, как Пашка
подскочил и дал мне прикурить.
- Глаз не спускай, - тихо сказал он, пока я прикуривал.
- Конечно, - негромко сказал я, выпуская изо рта дым.
Я смотрел вслед Пашке, неторопливо шагавшему в деревню, и думал:
значит, это верно, что мы с Пашкой оба думаем и чувствуем одно. Подозрения у
нас общие, но это ничего не доказывает, может быть, оба мы ошибаемся? Может
быть, мы внушаем и себе и друг другу подозрения. Может быть, на самом деле
Разгуляев безобидный хозяйственник, добросовестный человек и ни сном, ни
духом не виноват в преступлениях, которые мы ему приписываем.


Глава четвертая