"Юрий Сергеевич Рытхеу. Любовь Ивановна (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

- Храбрец! - протянул Игорь Харькевич. - Взял вину на себя. И я мог
бы это сделать. Только необходимости не было.
- Помолчи, бледнолицый, - устало сказал Кавав.


Зима в том году выдалась снежная, пуржистая. Замело окна, и, для того
чтобы добыть хоть самую малость дневного света, мы каждый день откапывали
верхние стёкла окон. Снег скрипел, студёной пылью оседал на лицах. Откопав
окна, шли за углём, погребённым под снегом. Уголь так смерзался, что
железный лом отскакивал от него, как от камня.
Все трудные дни вместе с нами была Любовь Ивановна. Кавав уговаривал её
пойти в дом погреться, но она молча отмахивалась и большой лопатой
накладывала в мешок куски угля. Откуда только брала силы!
Вечерами, когда в печке гудело с трудом добытое пламя, Любовь Ивановна
рассказывала о далёком Ленинграде. Перед нашими глазами вставал
необыкновенный город. Светлые стены его великолепных дворцов отражались в
широкой и спокойной воде, шумела листва Летнего сада, с тихим шорохом падали
прозрачные струи фонтанов... Однажды Кавав спросил:
- А как город выглядит сейчас? Вы, Любовь Ивановна, рассказываете всё
про мирный Ленинград.
Любовь Ивановна опустила глаза и задумалась. Мы ждали. Игорь убавил в
лампе коптящее пламя. Я встал и помешал в печке уголь.
- Это даже вспоминать тяжело, - тихо сказала Любовь Ивановна.
- Ну, расскажите, Любовь Ивановна, - не выдержал я. - Мы настоящую
войну видели только в кино. А это так интересно!
- Война... - тихо и задумчиво проговорила Любовь Ивановна и вдруг
поднялась со скамейки и устало направилась к двери.
Её худые девичьи плечи вздрагивали. В эту минуту она меньше всего
походила на нашу воспитательницу.
Кавав вскочил с кровати, на которой сидел, догнал её, робко дотронувшись
до плеча, спросил:
- Вам нехорошо, Любовь Ивановна?
- Ничего, Кавав, пройдёт... Это всё война.
Кавав осторожно прикрыл дверь за Любовью Ивановной, подошёл ко мне и
согнутым костлявым пальцем постучал по моему лбу.
- Думать надо... - проговорил он.
Сейчас трудно сказать, что именно тогда случилось, с интернатом, только
он стал нашим родным домом. Как будто всё оставалось по-прежнему. Но
одинаково унылые лица ребят вдруг осветились улыбками, и мы с удивлением
заметили, какие у нас разные лица, глаза, смех, шалости...
Кавава было не узнать.
Раньше он носил, как и мы, обыкновенное пальто на ватной подкладке,
теперь же достал спрятанную в кладовой кухлянку белого меха, долго и
терпеливо мылся по утрам ледяной водой, тщательно причёсывал смоляные
волосы. И разговаривал с нами теперь иначе, будто учитель младших классов:
как-то по-взрослому, заботливо и ласково.
Мы с Игорем догадывались, почему наш товарищ так неожиданно изменился,
но говорить об этом не решались.
Переменилась и Любовь Ивановна. Её худое лицо покрылось тёмным румянцем
от мороза и свирепого ветра. Взгляд стал твёрже, и в уголках губ залегла