"Эрнесто Сабато. О героях и могилах " - читать интересную книгу автора

Георгиу по прибытии. С оборотной стороны, наполовину заляпанной грязью,
виднелся снимок: "Перон 2 посещает театр Диссеполо 3". Ниже заметка о том,
как бывший солдат зарубил топором свою жену и еще четырех человек.
Мартин отшвырнул клочок. "Почти никогда ничего не происходит, - скажет
ему Бруно через несколько лет, - пусть даже чума где-нибудь в Индии выкосит
девять десятых населения". Он снова увидел размалеванное лицо своей матери,
когда она говорила: "Ты существуешь, потому что я прозевала". Храбрости,
да, да, просто храбрости ей не хватило. Иначе угодил бы он в клоаку.
Матьклоака.
- И вдруг, - сказал Мартин, - я почувствовал, что кто-то стоит за моей
спиной и смотрит на меня.
Несколько секунд он сидел, застыв в той выжидающей, напряженной
неподвижности, что сковывает нас, когда в темной спальне нам чудится
подозрительный скрип половиц. У него уже не раз бывало это ощущение в
затылке, однако обычно оно было стесняющим, неприятным; он ведь всегда
считал себя (объяснил Мартин) некрасивым и нелепым, и само предположение,
что кто-то за его спиной изучает его или хотя бы наблюдает, раздражало;
поэтому в трамваях и автобусах он усаживался в самом конце и в кинозал
входил, когда свет уже был погашен. Но на этот раз он почувствовал что-то
иное.
- Что-то, - он запнулся, как бы подыскивая подходящее слово, - что-то
тревожащее, похожее на подозрительный скрип, который мы слышим или чудится
нам, что слышим, глубокой ночью.
Мартин сделал усилие, чтобы не отвести глаза от статуи, но на самом-то
деле он ее уже не видел: глаза его были обращены внутрь, как бывает, когда
думаешь о прошлом и пытаешься восстановить смутные воспоминания, требующие
полной сосредоточенности духа.
"Кто-то старается вступить со мной в контакт", - взволнованно, по его
словам, подумал он.
Чувство, что за ним наблюдают, по обыкновению усугубило его
застенчивость: он считал себя уродливым, нескладным, неуклюжим. Даже его
семнадцать лет казались ему достойными осмеяния.
"Да это вовсе не так", - скажет ему через два года девушка, которая в
тот момент стояла у него за спиной; огромный срок - думал Бруно - ведь
измеряется он не месяцами и даже не годами, но, как это присуще подобному
сорту людей, катастрофами духа и днями полного одиночества и несказанной
печали; днями, которые удлиняются и искривляются, как тени-призраки на
стенах времени. "Да это вовсе не так, ну нисколечко", - и, как художник
изучает свою модель, она разглядывала его, нервно посасывая неизменную
сигарету.
"Погоди", - говорила она.
"Нет, ты не просто славный парень", - говорила она.
"Ты интересный и глубокий человек, да и внешность у тебя очень
необычная".
"Ну да, конечно", - соглашался Мартин, горько улыбаясь и думая: вот
видишь, я прав, ведь такое говорится, когда ты отнюдь не славный парень, а
все прочее уже не имеет значения.
"Но я же тебе сказала: погоди, - с раздражением ответила она. - Ты
длинный и узкий, как типы Эль Греко".
Мартин что-то хмыкнул.