"Рафаэль Сабатини. Возвращение Скарамуша (Историко-приключенческий роман)" - читать интересную книгу автора

напудренную голову и с печалью смертной скуки в глазах пробормотал слова
приветствия. Впрочем, когда ему представили мадмуазель де Керкадью, глазки
его загорелись, и, оценив ее свежесть и очарование, граф оживился.
- Мы рады приветствовать вас, мадмуазель, - изрек он, раздвинув в
улыбке пухлые губы. - Надеемся почаще видеть вас при дворе. Ваша врожденная
грация не оставляет сомнений, что тут ваше законное место.
Мадмуазель ответила реверансом, пролепетала "Монсеньор" и собралась
было удалиться, но ее задержали. Его высочество в своем неизреченном
тщеславии мнил себя в некотором смысле поэтом, и решил, что это подходящий
случай продемонстрировать свой дар метафориста.
- Как допустили небеса, - пожелал узнать высокородный куртуазье, - что
столь прекрасный бутон из цветника французского дворянства до сих пор не
пересажен в сад, покровительствуемый короной?
Алина с похвальной скромностью отвечала, что пять лет назад провела три
месяца в Версале под опекой своего дядюшки Этьена де Керкадью.
Его высочество горячо выразил досаду на себя и скупую в милостях
судьбу, позволившую ему остаться в неведении об этом факте. Призвав в
свидетели небеса, принц недоумевал, как он мог обойти вниманием подобное
событие? Потом монсеньор помянул дядюшку Этьена, которого глубоко чтил и
кончину которого не перестает оплакивать по сей день. Эта часть его речи
была довольно искренней. Слабый характер заставлял принца искать в своем
окружении какую-нибудь сильную личность, на которую он мог бы опереться.
Такой сильный человек становился его советчиком, другом, фаворитом и был
столь же необходим графу Прованскому, сколь и любовница. Одно время эту роль
при нем играл Этьен де Керкадью. Будь он жив, он, наверное, и сейчас
продолжал бы ее играть, ибо у монсеньора имелись и добродетели, к числу
которых следует отнести верность и постоянство в дружбе.
Его высочество что-то слишком уж долго занимал мадмуазель де Керкадью
галантным разговором. Приближенные, зная за принцем обыкновение прятать под
маской любезности низменные помыслы и цели, сейчас не видели в нем ничего
занятного и изнывали в ожидании парижских новостей.
Ее высочество принцесса с кислой улыбкой прошептала что-то на ухо своей
чтице, пожилой госпоже де Собрийон. Графиня де Бальби тоже улыбнулась,
правда, не кисло, а снисходительно и добродушно: она, конечно, не питала
иллюзий, но и в злобной ревности не видела проку.
Сеньор де Гаврийяк стоял чуть позади Алины и, заложив руки за спину,
терпеливо ожидал своей очереди. Он согласно кивал большой головой, и на его
рябом, отмеченном оспой лице, было написано удовольствие от сознания великой
чести, которой удостоила его племянницу высокая особа. Мрачный Андре-Луи,
стоявший рядом с ним, мысленно проклинал наглость графа, его самодовольную
ухмылку и плотоядные взгляды, в открытую бросаемые на Алину. Только выкормыш
королевской семьи, подумал он, способен позволить себе наплевать на скандал,
который может вызвать своим поведением.
Сеньор де Гаврийяк дождался представления, и принц наконец-то пожелал
услышать последние новости из столицы. Собеседник обратился к его высочеству
с просьбой переадресовать свое пожелание к молодому человеку, крестнику
господина де Керкадью. Принц милостиво согласился и обратил взор на молодого
человека. Возможно, тут сыграло свою роль негодование, кипевшее в душе
Андре-Луи, но его холодность и невозмутимость показались присутствующим
настолько вызывающими, что едва не привели их в смятение.