"Людмила Николаевна Сабинина. Подснежники" - читать интересную книгу автора

С проклятою ордой...

Таисья Григорьевна зашептала на ухо:
- Ой, что вы, миленькая, потише надо! Ведь и говорить-то не умеют
которые, где им так часто! Потише надо...
Люба и сама поняла, что надо играть помедленнее. Действительно, многие
ребята не успевали выговаривать слова, тянули, отставали от других. Заиграла
медленней. Теперь пели все... И зазвучал протяжный, безрадостный хорал.
Детские голоса натужно тянули: "Идет война-а на-родная-аа, священная
война..."
Песня наконец смолкла. Любе она показалась слишком уж длинной.
- Вот как мы умеем, - сказала Таисья Григорьевна. - А больше мы не
умеем никак. На том и судите нас, Любовь Михайловна!
Когда занятия кончились и детей увели, Люба едва добралась до своей
комнаты - так устала. Прилегла на койку, закрыла глаза. На минутку забежала
Сима.
- Ага! Вымоталась! Я так и знала. Ничего, привыкнешь. Ко всему
привыкнуть можно... Сначала я тоже чуть не умерла. Честное слово! Трудно.
Группу поведешь гулять в лес, так считаешь их, считаешь! То один пропал, то
другого не видно. Присядет в траву, и нет его. Пропал ребенок. Ужас! Так все
время и считаешь. До двадцати двух. Ужас!
Вечером Сима поведала, как во время эвакуации погибла мать, как отец,
подполковник артиллерии, привез ее сюда и устроил воспитательницей. Сдал,
так сказать, на руки Елене Никитичне. И зря. Сима мечтала попасть в школу
медсестер, а потом, конечно, - на фронт. Давно бы там была, если бы не
отец... Симе недавно исполнилось семнадцать. Болела тифом, и черные курчавые
волосы успели отрасти сантиметра на два, не больше. Тоненькая, как
хворостинка, куда уж ей - на фронт. Тоже, выдумала. На фронт! Верно сказала
тогда заведующая: "цыпленок жареный" - Люба потихоньку засмеялась.
Уснули в тот день поздно, в соседней деревне уже кричали петухи.

Оказалось, эти первые занятия не понравились старшей воспитательнице,
Ларисе Павловне, и она сочла своим долгом поделиться впечатлениями с
заведующей. Обо всем этом Люба узнала от Симы.
- Занимались мы лепкой, и тут вошла Елена Никитична. А Лариса и давай
болтать. И то, и се, и нет контакта с детьми, и подход не тот, потом еще про
то, что ты выражалась - "собака", а не "собачка". Это когда в зверей играли.
И без конца про эту "собаку"... Елена Никитична ей: "Ничего, педагог еще
молодой", а Лариса губы вот так, - тут Сима крепко сжимала губы, - и головой
покачивает: ну, и что же, дескать, тем хуже, тем хуже.
Любе стало так горько после Симиных слов, что она даже сама удивилась.
Обидно! Стараешься, трудишься, а тут... Обедать Люба не пошла, осталась
лежать на койке. Слезы накипали в горле, глаза жгло. Потом стало казаться,
что она и взаправду в воспитательницы не годится. Ничего у нее не выйдет.
Надо бросать все поскорее и домой.
После обеда зашла заведующая. Присела на стул рядом с кроватью.
- Что же, будем переживать? А работать кто будет?
- Елена Никитична, я должна уехать. Я домой хочу!
И тут Люба откровенно разревелась.
- Эва! Что же, выходит, и сказать ничего нельзя? Мы здесь не