"Людмила Николаевна Сабинина. Тихий звон зарниц" - читать интересную книгу автора

там сейчас все главное, а здесь - так, задворки. На задворках местечко себе
нашла, обрадовалась. Нет, не хочу больше..." Она стала обдумывать, где бы
достать денег на дорогу. Целыми днями сидела и штопала свое единственное
рваное-прерваное пальто, чинила белье, из Касьяновной забытого мотка грубой
шерсти связала себе на дорогу носки.

Полетел ранний снег, начались занятия в школе. И тут случилось
неожиданное. Кто-то рассказал ей, что желающих берут в санитарки.
Оказывается, в октябре многие девушки получили повестки - на фронте не
хватало медсестер и санитарок. Она побежала в военкомат. Документов никаких
у нее не было, сказала, что восемнадцать исполнилось: докапываться не стали,
поверили.
И вот возле военкомата - длинная шеренга девушек, Катя в своем драном
пальтишке крайняя слева. А девчата пышные, грудастые, в разноцветных
шелковых платьях. Как на праздник собрались. Шубейки на лавку покидали,
выстроились, ждут. Из двери военкомата показался лейтенант. И тут же назад
попятился. Ладонями глаза закрыл, сделал вид, что ослеп.
- Уй-юй! Пропал я! Совсем пропал! Бедные мои глаза!
Он присел и на полусогнутых проковылял перед строем. Девчата
захихикали.
- Ай! Что это? Радуга? Кызлар! Думал я, солнце вышло. Ай, какие
девушки! Какие девушки!
По шеренге перекатывался хохоток, а офицер все похаживал да расхваливал
девчат.
- Войну кончим, домой приедешь. Толстая будешь, вот какая! - Он развел
руки. - Люди увидят, люди скажут: чья такая красавица? Уй-юй, да это ведь
наша Салия! Да уж не Салия, а Салия-апа! Самостоятельная, солидная. Медали
брякают, ордена блестят. Уй!
Речь эта, видно, нравилась девчатам. Смеялись, хлопали в ладоши. А
лейтенант вдруг посерьезнел, подтянулся и поведал все, что полагалось о
воинском долге и дисциплине. Девчата попритихли...
До станции добирались кто как мог. Катя шла пешком. В одной деревне ее
остановил старик татарин в длинной овечьей шубе, с реденькой бородкой
клинышком. Взял за руку, привел в дом. Внутри было бедно, на скамье сидела
пожилая татарка с ребенком на руках. Старик сказал что-то, и женщина
положила перед Катей на стол пять вареных картошек. Две Катя тут же съела,
остальные спрятала про запас. Поблагодарила добрых людей, старик проводил
ее, поклонился. "Вот ведь, - думала Катя, шагая по скользкой глинистой
обочине, - и хорошие люди есть. Только война мешает людям быть хорошими.
Ожесточились, больше о себе думают. Еще бы. Трудно... А вот старик хороший
какой. Несмотря на войну. Я ведь ничего не просила, сам понял, что
голодная".
На станции лейтенант объявил, что поезд придется брать с ходу, потому
что стоит он всего одну минуту и вагоны открывать не будут. А тех, кто не
сядет, командир засчитает дезертирами. Так и запишет. Катя очень боялась,
что не сумеет сесть на ходу, но все получилось как-то само. Поезд подошел,
все девчата бросились на подножки, забарабанили кулаками в двери, а Катю
чья-то рука втянула на сцепление между вагонами. Там уже примостились две
девушки. Поезд тронулся, сцепление заходило под ногами. Но скоро дверь
отворилась, и девчат позвали в вагон. Солдаты, которые сидели в тамбуре,