"Людмила Николаевна Сабинина. Тихий звон зарниц" - читать интересную книгу автора

охотно потеснились, Катя уселась на чьем-то вещмешке... Ехали долго, Катю
укачало, и, усталая, она крепко заснула. После, когда сошли на станции
Юдино, никак вспомнить не могла, сколько же времени ехали и о чем шел
разговор. Солдаты курили, какой-то бывалый рассказывал о фронте, за стенкой,
в вагоне, слышно было, пиликала гармошка...
Их поселили на время в огромном бараке. Для спанья навалили у стенок
сена, девушки побросали на сено свои пожитки и этим как бы закрепили за
собой спальные места... И побежали дни. Ждали, когда подтянутся другие такие
же команды, чтобы двинуться вместе. А пока что все были заняты на земляных
работах. Предстояло вырыть котлованы для складов и для овощехранилища.
Распорядок дня был простой. В пять - побудка, в час обед, в восемь отдых и
сон. Остальное время работали. По утрам ворота барака распахивались настежь,
все повзводно выходили на работу. Обмундирование пока не выдавалось,
работали кто в чем. У Кати на ногах были толстые шерстяные носки и галоши,
обычная местная обувка. И галоши эти в первый же день порвались, стоило
только на заступ как следует нажать. А почва глинистая, холодная, липкая,
сверху припорошенная ранним снежком. Кое-кто из девушек работал босиком,
обувь берегли. Попробовала и Катя. Ничего. Только ноги краснеют от холода,
на каждой - глины по пуду и потом очень трудно их отмывать под краном
колонки. Босиком копать неудобно, всю подошву изранишь о заступ. Тогда она
взялась перетаскивать на носилках землю. В паре с ней работала
двадцатидвухлетняя Рахия, небольшая, крепкая, со смуглым раскосым лицом, рот
упрямо сжат, маленький, пухлый. Рахия умела работать. Она работала так, что
не чувствовала никакой стужи. Стеганку свою она оставляла в бараке и весь
день бегала в кофточке с короткими рукавами. Округлыми, сильными руками
крепко держала широченные носилки, шагала ходко, не замедляя и не прибавляя
шага. Когда нагружали носилки, Рахия сердито требовала: "Еще, еще!" - и сама
подкидывала пару-другую лопат. Однажды Катя не смогла поднять перегруженные
носилки: было с верхом. Да и поклажа-то какая - громоздкие комья мокрой
глины. Рахия разозлилась, бросила носилки.
- Мне стыдно так мало таскать! Мало - не буду! Айда! Пошли!
Пришлось собраться с силами, поспевать за прыткой Рахией. Это было
нелегко. На ладонях давно уже вспухли багровые волдыри. Работа кипела,
девушки старались на совесть. Каждой хотелось поскорее надеть гимнастерку с
погонами, сапожки и в таком наряде отправиться на фронт. О фронте говорили
как о чем-то праздничном, ярком. Тем более, что врага уже били на всех
направлениях, кому же не хочется принять участие в наступлении, своими
глазами увидеть победу?!
А погода совсем испортилась, задул пронзительный степной ветер, лил,
хлобыстал дождь вперемешку со снегом, не переставая. Даже часовой,
поставленный, видно, для порядка на пригорке посреди котлована, и тот
поднимал воротник шинели. Так и расхаживал туда-сюда: руки в карманы, нос -
в воротник, а за плечами винтовка. Потом часового сменяли, после обеда
заступал другой, а девушки все работали... После ужина, кто не спал,
собирались где-нибудь в уголке, сгребали сено, чтобы помягче, беседовали
потихоньку, пели русские, татарские, украинские песни. Иногда звучало сразу
несколько песен, запевали в разных углах. Чаще всего собирались вокруг Дуси,
командира отделения. Рослая, скуластая дивчина, веснушчатая, лет двадцати
пяти. На белесых кудрях выцветшая пилотка. Гимнастерка тоже ношеная. Сапоги,
короткая юбка, крепкие коленки. Дуся уже побывала на фронте, на нее смотрели