"Екатерина Садур. Из тени в свет перелетая" - читать интересную книгу автора

слюду в разводах, к ее сморщенному подбородку прилипли комочки варе-ной
гречки.
- Я уйду в свою комнату, если хочешь, - мягко сказала она. - Если тебе
неприятно!
Если бы она закричала на меня, столкнула бы со стола кастрюлю с гречкой
от старческой неуклюжести, мне было бы лучше, а она ответила мне просто и
печально, сама сознавая свое безобразие, и ее глаза на бело-розовом
сморщенном лице стали совсем прозрачными.
- Да сиди уж, - сказала я. - Только рот вытри!
Она послушно вытерла подбородок рукавом кофты.
- Помнишь, как мы жили? - спросила она.
Я промолчала. Она продолжала, так и не дождавшись ответа:
- Корнелий сказал мне как-то летом: "Поедем на юг! Куда ты хочешь?" "В
Сочи, Неля", - ответила я. И мы поехали на Кавказ...
И она в сотый раз рассказывала мне про то, как в парке ходили павлины,
а местные хохлы выдергивали у них перья из хвостов и продавали на пляже... И
я подумала: "Вот в юности, да даже не в юности, а пятнадцать лет назад, она
была красивая, был полковник, Кавказ, парки с павлина-ми, а сейчас передо
мной сидит толстая опустившаяся старуха, ест из кастрюли мокрую гречку и
рассказывает мне историю, которую я давным-давно знаю наизусть, только для
того, чтобы хоть на миг поймать мое внима-ние". И она мучила меня такими
разговорами, и я ее избегала...
- А я сначала не хотела уезжать с Корнелием, - продолжала бабка Марина.
- Думала: вот я уеду в чужой город, а здесь все наше останется, наш дом,
даже мебель, Корнелий велел не брать. А на кладбище - моги-лы всей нашей
семьи: моих мамы и папы, твоей матери, тети Павлуши. И я думала: "Как же я
здесь все это оставлю и уеду в другой город! Там чужая жизнь, там все
чужое!" Тогда было смутное время, мы в церковь не ходили, считали за
стыдное, но я решила Люсю и всех остальных отпеть на прощание. Про Люсю-то я
знала, что она не отпетая, а про остальных - как узнать? Я спросила
священника, он хороший там у нас был, отец Александр: "Не знаю я, кто отпет,
а кто нет". А он мне: "Господь вас рассудит..." Тут я согрешила, не
поверила. "Как же это Он меня рассудит?" - и усмехнулась даже. А ночью мне
Люся приснилась и папа мой. "Отпой нас", - просят, да так жалобно. Люся моя
совсем спокойная стояла, а вот папа мучился... Но когда их отпели, я
успокоилась, и уезжать с Нелей стало легко, как в юности...
А Корнелий стоял под дверью и слушал, что бабка Марина говорит. Он
тихий стал, от него все время пахло корвалолом, и ел он так же неряшливо,
как бабка Марина, и когда я орала на них, он молчал, только смотрел все
куда-то в сторону и прикрывал руками лицо, словно защити-ться хотел от
удара. Он молчал даже тогда, когда мы с Должанским продали все его ордена за
Берлин на Новом Арбате, он после этого только кор-тик свой спрятал, и я
прекрасно знала - куда.
- Корнелий, - издевалась я иногда, - мы с Должанским пропили твой
кортик!
И он каждый раз бежал проверять...

Третий сон.
Я в баре. Бар в подвале без окон. Низкие потолки. Светильники в цветных
абажурах, за столиками сидят девицы, за стойкой - девицы, и даже бармен -