"Екатерина Садур. Из тени в свет перелетая" - читать интересную книгу автора

Станиславского. - Он такой суицидальный. Он татарин наполовину, а так - с
ним весело! Ты же знаешь, я всегда что-нибудь интересное подберу. Сначала -
Ирочка из Небедаги, теперь вот Сапожок...

Мы сидели у Должанского в маленьком домике Станислав-
ского, в каморочке для сторожа, с окном во всю стену и маленьким
балкончиком с последним почерневшим уже снегом, с красненькими огоньками
сигнализа-ции на стене. Сапожок сидел, растопырив локти в стороны, слегка
выдвинув вперед нижнюю челюсть, и угрюмо смотрел на Должанского. Должанский
сидел напротив, точно так же выставив вперед подбородок, и тоже молчал. Мы с
Лизой разливались соловьем под их тягостное молчание.
Лиза: Однажды я ушла с чужого дня рождения в наш грилек. Я была
нарядная, в красном платье, на каблуках. Мне никто не наливал. Тогда я села
в уголок за мой любимый столик и стала подрабатывать тем, что открывала
пивные бутылки вот так! - и она лихо открыла бутылку зубами и как вакханка
выплюнула крышку. - Давали отпить ровно половину. И в конце концов я так
напилась, что, когда закрылся грилек и меня и моих па-тронов попросили, я
решила прилечь где-нибудь здесь же, неподалеку. Компания моя расползлась, а
я упала прямо в лужу. Лежу в луже, и мне ничего не надо. И тут поднимает
меня какой-то человек в приталенном костюме. "Учитель младшей школы Иванов",
- говорит. Дальше я не интересовалась. Как раз осень была. Дети с мамами из
школы идут, и я в красном платье с учителем Ивановым. Дошли мы до моей
общаги, а я была такая грязная, что нас даже на вахте не остановили. Но в
моей комнате учителю младшей школы Иванову что-то от меня понадоби-лось,
поэтому я пошла к двум моим однокурсникам и говорю: "У меня в комнате
учитель!" А они мне: "Сиди, пей чай!" А когда они вернулись, а вернулись они
скоро-скоро, то с радостью победителей сообщили мне: "Нет больше учителя
младшей школы Иванова!" С тех пор я его больше никогда не видела...
У Лизы уличный сибирский говорок с хрипотцой, как будто бы зима и она
простудилась на морозе. Сапожок угрюмо пил пиво из горлышка, в стака-ны не
наливал, сидел молча, и темные его глаза постепенно мутнели.
Я - Лизе: А я знаю про учительницу средней школы! Я как-то шла домой от
метро "Смоленская", и вот у киосков с мороженым понимаю, что не дой-ду. И
тут навстречу мне женщина. Лицо доброе-доброе. Почти знакомое. В глазах -
легкий укор. Волосы в шишку стянуты. Вокруг шишки - коса. Я ей: "Женщина,
сжальтесь! Отведите меня домой!" Она согласилась. Сердце не камень! Мы
спустились в переход, а там нищие сидят. Чуть старше меня. Жалко - калеки. И
перед ними кепки, а в кепках не мелочь, а маленькие красные яблочки-ранетки,
на продажу. Я крикнула им: "Мужики! Давайте напьемся!" Но моя женщина
заругала меня шепотом и потянула в глубь перехода. А они нам вслед:
"Девчонки! Девчонки! Вы куда?" - и кидаются ранетками. И мы с женщиной
отбивались от ранеток, и она кричала мне на бегу - не узнаю ли я ее, а я
кричала ей, что нет, не узнаю. И она сказала тогда: "Я у вас в пятом классе
географию преподавала, тройки тебе с натяжкой в журнал ставила, а ты вон
какая выросла!" - и сдала меня на руки баб-ке моей Марине. С тех пор я в
свою бывшую школу не захожу!
- А я знаю про татарина, - сказал Сапожок. - Я жил у него в дворницкой.
Даже двор его вонючий иногда за него подметал. Однажды я купил ноги с
копытами для холодца, а мой татарин болел. Он лежал на койке животом вниз и
просил, чтобы я не выключал свет в коридоре. А я как-то ночью проснулся -