"Екатерина Садур. Из тени в свет перелетая" - читать интересную книгу автора

свет выключить, гляжу - а он спит с открытыми глазами, зрачки мутные в белой
пленке, и в них лампочка из коридора отражается. А потом он стал бояться
теней в коридоре и все шептал мне на ухо: "Они давно за мной следят...
Замышляют что-то...", подкрадывался так тихо-нечко со спины и шептал, а у
самого губы мокрые и такие полные и все время дрожат... А я очень хотел те
мои ноги с копытами для холодца, и я их берег, специально оттягивал момент.
Я уже совсем один подметал двор, татарин не мог работать, а кто не работает
- тот не ест! Я при-ду, кину ему кусок хлеба прямо в койку, чтоб он не сдох,
а потом си-жу и думаю о разном, о чем захочу...
А как-то я пришел, он сидит на кухне и ест мои ноги с копытами, а сам -
худой-худой, и в зрачках лампочка отражается... Я ничего не сказал, я выгнал
наутро его на работу, и когда он вернулся, я подложил ему в койку
обглоданные ноги с копытами для холодца и выключил свет в коридоре... Когда
он вошел, он сначала заскулил от темноты, скулил и ждал - не приду ли я на
по-мощь, но я не шел, тогда он медленно пополз в комнату, и мне показалось,
что он стал видеть в темноте... А когда он дополз до своей кровати и нащупал
там копыта для холодца, он заплакал, совсем как ребенок у соседей напротив,
а потом уснул... А утром он все звал кого-то, и все плакал, плакал, и совсем
не видел меня...
Сапожок шумно отпивал пиво из горлышка, каждый раз высоко запрокидывая
голову, показывая небольшой желтый кадык, и говорил с придыханием, как бы с
легким свистом.
- Лиза, - позвал Должанский. - Скажи своему Калигуле, ну этому, как там
его, Сапожку, что мы пойдем с ним за пивом.
Сапожок посмотрел пьяно своими умными, замутненными слегка глазами,
похожими на глазки голубей с бульваров, на глазки тех самых раскормлен-ных
голубей с круглым зобом, и просвистел, что он согласен...
А я помню, как в детстве, когда к Юлии приходили гости и что-то пили у
нее на кухне или Юлия выпивала где-то сама по себе, бабка Марина качала
головой и говорила: "Юлочка-то наша что-то совсем запилась", и когда я
выходила во двор, я так же, как бабка Марина, качала головой и говорила
Косте Котикову: "Юлочка запилась!" А у магазина мы часто встречали Инессу
Донову, она просила денег и по-птичьи кланялась, и ее голос был не то
рыдание, не то чириканье, и нам с Костей было весело смотреть за Инессой,
пока однажды я не увидела ту же птичью гримасу у Юлии и такую же рваную
речь. "Юля, ты погибнешь", - сказала как-то бабка Марина. Вот тогда я
испугалась не на шутку, и каждый раз, когда я встречала ее пьяной, мне
казалось, что она умирает, что я теряю ее раз и навсегда. Она становилась
как откормленные голуби из парка, ее рваная речь была как клокотание из их
короткого, теплого горла. Потом я представляла раздавленных голубей на
тротуаре с маленькими глазками в мутной пленке...
Лиза: Я очень люблю Инессу и очень ее ненавижу. Я уже измучилась жить с
двумя этими чувствами... Мне было лет тринадцать, и мы с моей мамашей и
подругой ее из театра поехали в лес. Обе они так нажрались, что ползали друг
за другом на четвереньках по лужайке. Я часто видела Инессу пьяной и уже
давно привыкла, но в таком состоянии я не видела ее ни-когда. Я только
рыдала, я даже домой не могла пойти, потому что я не знала дороги домой, я
тогда даже адреса собственного не помнила, понимаешь? А потом пришли два
каких-то мужика с водкой, и я только помню, что из кустов то голый зад
Инессы показывался, то по-