"Серафим Сака. Шел густой снег " - читать интересную книгу автора

- Играй - не горюй, получишь хлебушка, маслин!
Твой возглас, как ни странно, вернул в дом радостное возбуждение.
Девушки заулыбались, Анастасия торопливо размазала по лбу, щекам и носу
сажу, Сыргишор, одной рукой тряся бубен и ударяя им по ляжке, другой
подтянул ремень на животе. Вино делало свое дело - жесты стали шире, слова
горячее...
- Играй - не горюй, получишь хлебушка, маслин! - крикнули сестры, забыв
о своей сдержанности и серьезности.
Очутившись между двумя балами, точно между двумя огнями, ты уже не
знал, какой обжигает сильнее; к тому же опьянел - тем опьянением от разных
напитков, когда все вокруг окутывается белесым туманом. Ты медленно поднялся
из-за стола и зашагал к выходу, тоже тяжело, как медведь, подскакивая, в
такт ударам бубна. Раздвинул сестер и проскользнул между ними, потом
пробрался между Анастасией и Сыргишором, изображавших медведицу и поводыря
из цыганского табора.
- Играй - не горюй, получишь хлебушка, маслин! - долго еще звучали у
тебя в ушах выкрики тех, кто остался веселиться вокруг просторного семейного
стола.

2

На улице все шел снег. Холодные колючки снежинок хлестали тебя по
разгоряченному лицу; выйдя со двора, ты попал в узкий проход между высокими
дощатыми заборами, которые сейчас казались еще выше, образуя длинный,
восхитительно красивый туннель, зовущий тебя, давнего знакомца этих мест,
неслышно затеряться в первозданной кипящей белизне.
Шел густой снег.
Село уже спало, и только запоздалое эхо откликалось то здесь, то там, а
чаще всего там. Шел густой снег, и ты, давний знакомец этих снегопадов, с
трудом прокладывал дорогу в сугробах - по колено, по грудь, по самое горло.
Шел густой снег, и через какое-то, бог знает какое, время ты обнаружил, что
держишься за деревянные перила крыльца, сухо заскрипевшего под твоими
заледеневшими ботинками.
- Где я?
Ты понял, что попал не домой, - и только. Поднялся по лестнице и,
нащупав руками дверь, крикнул что было сил:
- Где я?
Дверь открылась сама, ты шагнул, словно в колодец, в сени и - очнулся.
Этот и сейчас еще высокий порог в одно мгновение вернул тебя в далекое
прошлое, в историю "дома первого поцелуя", как называл его твой бывший
школьный приятель, а затем студент-биолог Александру Шендряну, который в
одном из своих последних писем напомнил тебе о "доме поцелуев", вход куда
оплачивался изысканными фразами и безупречным поведением.
Другие - это их дело, ты же заплатил за вход очень дорогой по тем
временам ценой - стихотворением, посвященным сестрам Лине и Зорзолине, забыв
(упущение, о котором вспомнил только сейчас) упомянуть Катрину, старшую
сестру. Уединившись в комнатке в глубине дома, дверь куда открывалась раза
три в день, наполняя сени и двор запахом шафрана и базилика, эта
женщина-девушка, никогда не любившая и не ненавидевшая, не вкусившая счастья
с тем единственным мужчиной, которому удалось поймать ее опущенный взгляд,